Меликсетов - История Китая

96

существовало, где проблемами натурфилософии и мистики мыс­лители в отличие от древнеиндийских не интересовались.
Другой древнекитайский даосский трактат, «Чжуан-цзы», тоже составленный в III в. до н.э., заметно отличен от первого. Он наполнен не столько глубокими рассуждениями на метафизичес­кие темы, сколько интересными притчами, анекдотами, пара­доксами, короткими эссе, написанными хорошим литературным языком. В то же время по характеру философской мысли это со­чинение соответствует основным идеям «Дао-дэ цзина», почти не отступая от их канонического звучания. Собственно, именно Чжуан-цзы следовало бы считать основоположником древнеки­тайского даосизма. Он и только он один настаивал на том, что автором «Дао-дэ цзина» следует считать некоего никому не извест­ного Лао-цзы; который в притчах его трактата представлен ре­альной исторической личностью, — он будто бы даже поучает самого Конфуция, с усердием неофита старательно внимающего этим поучениям 4 , как бы признавая несостоятельность собствен­ной доктрины. Метафизика «Чжуан-цзы» насыщена представле­ниями о первозданном Хаосе, о первичных He-Сущем и Сущем (Едином), которые породили все вещи феноменального мира, о Логосе-Слове как мистическом преломлении конфуцианско-шэньбухаевской идеи «выпрямления имен», наконец, о впечат­ляющем долголетии познавших смысл жизни и смерти мудрецов. Стоит заметить, что именно после появления трактата «Чжуан-цзы» принадлежавший известным авторам даосский трактат «Дао-дэ цзин» многие стали именовать просто «Лао-цзы».
Но главным в древнекитайском даосизме как принципиаль­но новом течении философской мысли следует считать то, что он стал гимном нонконформизму в менталитете древних китай­цев, до того практически незнакомом с глубинами метафизи­ческих конструкций, с натурфилософскими построениями и мистическими рассуждениями о первозданном, о возникнове­нии жизни, о сущности смерти, о внефеноменальном мире Ве­ликого Дао и т.п. Такого рода новые идеи, вкупе с представле­ниями об инь—ян в их философской трактовке (до того эти тер­мины воспринимались как светлая и темная стороны горы) и тем более о первоэлементах у-син (пятиричные структуры были известны в Китае задолго до появления там идеи у-син, но опять-таки не были объектом сознательного и специального философ­ского осмысления), тоже следует считать одним из ответов на вызов эпохи. Даосский ответ, обогащенный заимствованными и хорошо усвоенными, основательно переработанными мощной ки­тайской традицией идеями, был призывом к резкому расшире­нию того познавательного эпистемологического инструментария,

4 – 5247

97

посредством которого можно и нужно было теперь осмысливать все усложнявшуюся интеллектуальную действительность поздне-чжоуского Китая.

4. ПОЛИТИЧЕСКАЯ БОРЬБА И ПОИСКИ ПУТЕЙ К ОБЪЕДИНЕНИЮ КИТАЯ
Расцвет древнекитайской мысли, пришедшийся на VI—IV вв. до н.э., происходил на фоне быстрой трансформации не только структуры чжоуского Китая в период Чуньцю, но и политичес­кой ситуации в стране. Идея единства Поднебесной на основе гармонии и порядка все активнее разделялась большинством вы­дающихся умов периода Чжаньго и постепенно пробивала себе дорогу в реальной жизни. Уменьшалось число соперничавших друг с другом правителей. Все большей властью внутри своего госу­дарства пользовался каждый из них. На передний план в период Чжаньго выдвинулись считанные политические соперники: цар­ства Цинь, Чу, Ци. Чуть меньшими возможностями располагали Чжао, Вэй и Хань, возникшие на базе распавшегося в V в. до н.э. могущественного Цзинь, а также северное царство Янь. Време­нами, подобно метеорам, блистали южные У и Юэ. Окончатель­но приходили в упадок и постепенно поглощались крупными соседями прежде влиятельные государства, такие как Чжэн или Сун. Заметно уменьшившиеся в размерах домен Чжоу и царство Лу со своими привилегиями оставались полунезависимыми лишь на правах небольших анклавов. В целом же политическая борьба в период Чжаньго шла между Цинь, Чу и Ци, в качестве союзни­ков которых использовались бывшие цзиньские земли (Чжао, Вэй, Хань) и северное Янь. Поэтому специалисты часто говорят о «семи сильнейших» в Чжаньго.
В недавнем прошлом полуварварское царство Цинь быстрыми темпами наверстывало упущенное, сохраняя в то же время свое преимущество — сильную власть правителя. В 384 г. до н.э. здесь было официально запрещено принесение в жертву людей для сопровождения умершего правителя — обычай, давно уже осуж­денный в государствах Чжунго. Строились и обносились стенами и рвами новые города. Велись активные и успешные войны с со­седями, прежде с могущественным царством Цзинь, а затем с тремя его преемниками. Для защиты от Цинь вэйцы выстроили даже земляную насыпь, своего рода стену. И тем не менее еще и в IV в. до н.э. Цинь продолжало рассматриваться в Чжунго как полуварварское государство, близкое по статусу к племенным образованиям ди или и.

Ситуация заметно изменилась в годы правления Сяо-гуна /361—338). Вспомнив и возвеличив времена Му-гуна (659—621), впервые заявившего о могуществе Цинь и расширившего его вла­дения, Сяо-гун объявил своего рода конкурс на лучший план усиления мощи страны. На этот призыв отозвался вэйский ши Ян, который в 359 г.. до н.э. прибыл в Цинь и предложил провес­ти реформы, суть которых сводилась к поощрению земледель­ческих усилий внутри царства и к активной подготовке к войнам. Назначенный министром, Вэй Ян (Шан Ян) в качестве главно­го метода осуществления реформ выдвинул систему жестких обя­зательных регламентов, малейшее неподчинение которым влек­ло за собой суровые наказания, как экономические (семьям, не пожелавшим делиться и каждой семейной парой в отдельности возделывать свое поле, предстояло выплачивать увеличенный на­лог), так и административно-уголовные. Именно эта методика послужила причиной того, что реформаторы типа Шан Яна ста­ли именоваться легистами, т.е. сторонниками неукоснительного соблюдения закона, распоряжения властей.
За два тура реформ, осуществленных с небольшим интерва­лом в 50-х гг. IV в. до н.э., Шан Ян сумел существенно ослабить семейные связи, сделав в принудительном порядке малую нук-леарную семью самостоятельной хозяйственной ячейкой и свя­зав группы (пятерки и десятки) таких заново созданных семей­ных дворов круговой порукой с обязательством слежки друг за другом и доноса по начальству в случае необходимости. Обшир­ные пустующие земли царства стали, кроме того, заселяться при­глашенными в Цинь на выгодных условиях колонистами. Лиц, не занятых в земледелии и не включенных в воинские подразделе­ния, подвергали преследованиям и облагали высокими налогами и повинностями. Шан Ян ввел в стране систему административ­ных рангов, высшие из которых даровались лишь за особые зас­луги. Только обладание достаточно высоким рангом давало право на замещение государственной должности и получение соответ­ствующих ей благ. Как правило, ранги давали имеющим воинс­кие заслуги, что поощряло рвение тех, кто стремился к военной службе. Что же касается торговцев и ремесленников, то наиболее богатые из них могли, как упоминалось, за очень высокую цену купить ранг, что ослабляло их экономический потенциал и соот­ветственно усиливало позиции казны.
Всех недовольных реформами либо превращали в рабов, либо ссылали в отдаленные районы, где все та же всевидящая и всемогу­щая административная система, созданная усилиями Шан Яна, вынуждала их подчиниться. Страна была разделена на уезды, управ­лявшиеся назначенными из центра чиновниками. Бюрократия, тоже