Ингеборг Фляйшхауэр - Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

3. В случае, если Германия, используя в качестве плацдарма терри­торию Финляндии, Эстонии или Латвии, направит свою агрессию про­тив СССР, Франция и Англия также должны немедленно вступить в войну. Польша на основании своих союзнических договоров с западны­ми державами должна выступить против Германии и «пропустить наши войска по договоренности правительств Англии и Франции с прави­тельством Польши через Виленский коридор и Галицию». Англия и Франция должны выставить на западе 70% количества войск, выстав­ляемых Советским Союзом на германском Восточном фронте, а Поль­ша — не менее 45 дивизий.

Руководитель французской делегации Думенк писал позже (сохра­нившиеся протоколы сведений об этом не дают), что он заявил Вороши­лову о своем согласии и подчеркнул, «что планы, которые он только что осветил, безусловно, представляют собой наилучший способ отраже­ния агрессии и что было бы полезно без дальнейших ожиданий изы­скать пути к их реализации... Что касается моего личного мнения, то миссии (сами) уже выразили свой интерес к ним» [1049]. А член делегации капитан Бофр подчеркнул: «Было бы трудно выразиться более ясно и конкретно». Тем не менее между «первостепенно важной» советской концепцией, с одной стороны, и «путаными абстракциями» англо-­французского проекта — с другой, просматривалась «пропасть, отде­лявшая обе эти концепции и обе цивилизации друг от друга» [1050].

Руководитель английской делегации адмирал Драке поблагодарил Ворошилова и Шапошникова «за ясное и точное изложение плана» [1051], а в отчете своим руководителям назвал все это «детской затеей» [1052]. На заседании 16 августа Ворошилов предложил прервать переговоры до получения ответа на «кардинальный вопрос». На заседании 17 августа он наконец прервал переговоры, ссылаясь на предстоящую в ближай­шее время «почти бесспорную» «большую европейскую войну» [1053], до поступления полномочий британской делегации и ответа на «карди­нальный вопрос» из Лондона и Парижа.

Было решено возобновить переговоры 21 августа.

Германское правительство благодаря секретным сообщениям из лондонских правительственных кругов, поступившим через герман­ское посольство, получило подробную информацию об этих перегово­рах [1054]. Гитлер и Риббентроп с величайшим вниманием наблюдали из Оберзальцберга за развитием событий. Чтобы самим не стать жертвой иностранных секретных служб, ими было дано указание переправлять всю важную информацию непосредственно через специальных курье­ров [1055]. Они знали, что, помимо германского посольства в Москве, и другие хорошо информированные миссии Германии на первых порах высоко оценивали шансы на успех западных военных миссий в Моск­ве [1056]. В то время как лондонский посол Дирксен тщетно добивался в министерстве иностранных дел приема у Риббентропа, поверенный в делах Тео Кордт сообщил министерству иностранных дел вечером 14 августа 1939 г., что отчет Уильяма Стрэнга о московских перегово­рах «звучит оптимистично: Советское правительство проявило столько знаков доброй воли к заключению договора, что уже нет никаких со­мнений в том, что он будет подписан». Подготовка к военной части пе­реговоров осуществляется по взаимному желанию «с величайшим ус­корением». Единственная еще не принятая формулировка для опреде­ления «косвенной агрессии» может быть найдена «сравнительно легко» после совместного изучения стратегических возможностей [1057].

Когда это сообщение незадолго до полуночи 14 августа поступило в Берлин (ему могла предшествовать телефонная информация сходного содержания), Шуленбургу уже была отправлена телеграмма рейхсминистра: она содержала обширную инструкцию, сходную с большой не­отправленной инструкцией от конца мая 1939 г., но шла гораздо дальше в территориальных уступках. Фридрих Гауе вторично совер­шенно неожиданно для себя был вызван к Риббентропу, на этот раз из отпуска. В Фушле он должен был переработать уже подготовленный текст, который «сводился к предложению о вступлении в политические переговоры с целью заключения договора» [1058]. После доработки текст был направлен для передачи в посольство в Москве, где Хильгер, дваж­ды в течение того дня предупрежденный Вайцзеккером о предстоящем получении инструкции [1059], уже с вечера 14 августа договаривался о приеме посла наркомом иностранных дел. Посольство проявило нема­лую настойчивость, чтобы добиться 15 августа приема у В.М.Молото­ва [1060]. В конце концов прием был назначен на 20.00. В соответствии с советской точкой зрения «германское правительство еще раз проявило инициативу и сделало уже вполне официально решительный шаг» [1061].

Во время встречи Молотов, по словам Шуленбурга, был «как никог­да общительным» [1062]. Шуленбург извинился за назойливость и сообщил о том, что ему известно, что Советское правительство заинтересовано в продолжении политических переговоров в Москве. Молотов, согласно записям Шуленбурга, подтвердил это. Затем Шуленбург зачитал инст­рукцию Риббентропа, заменив при этом некорректные, оскорбитель­ные выражения более подходящими [1063]. Шуленбург, как явствует из советской записи беседы, заявил, что полученную им из Берлина инст­рукцию он должен изложить устно, но по поручению Риббентропа он просит доложить о ней Сталину. Поэтому зачитанный им текст был тут же переведен на русский язык и записан. Эта процедура, как об этом сказано в советской записи беседы, заняла 40 минут. (Русский перевод приложен к советскому протоколу.)

В полном соответствии с советской доктриной о мирном сосущест­вовании государств с различными идеологическими системами Риб­бентроп в своей инструкции предлагал Советскому правительству навсегда покончить с периодом внешнеполитической вражды. Он отри­цал наличие каких бы то ни было агрессивных намерений Германии против СССР и повторял формулу о полностью согласованном урегу­лировании всех вопросов между Балтийским и Черным морями, таких, «как Балтийское море, Прибалтика, Польша, вопросы Юго-Востока и т.д.» [1064]. Риббентроп писал также об историческом повороте в отноше­ниях между обоими народами во имя будущих поколений и не постес­нялся перефразировать слова Бисмарка, высоко чтимые сторонниками идеи Рапалло в России: «В прошлом у обеих стран все шло хорошо, ког­да они были друзьями, и плохо, когда они были врагами». Он призывал убрать наслоения взаимного недоверия, подогревая одновременно со­ветскую подозрительность в отношении «западных капиталистических демократий», являющихся «непримиримыми врагами как национал-социалистской Германии, так и Советской России». Они будут ныне вновь пытаться втянуть Россию в войну путем заключения военного со­юза против Германии — именно такая политика в 1914 г. поставила Россию на грань катастрофы. Поэтому «насущный интерес обеих стран заключается в том, чтобы избежать в будущем разрыва между Герма­нией и Россией в интересах западных демократий».