Вадим Васильев - История новоевропейской философии

— Якоби …

Ну, это уже второе, молодое поколение, учеников, так сказать, Канта, которые впоследствии отошли почти все от идей своего учителя. Он его не принимал в расчет, когда вышла «Критика.», он его толком‑то и не знал к тому времени.

Ну вот Гарве, был такой мыслитель Христиан Гарве, но он тоже по ряду причин не смог.

То есть те, кто вызывал надежду у Канта, «Критику» как раз не развивали, критические идеи не развивали. Развивали ее совсем другие люди, что, конечно же, не удивительно. Кант тут странным образом просчитывался. Неужели он думал, что уже зрелые мужи, поднаторевшие в философии, будут пересматривать свои взгляды? Нет, конечно. Всегда молодые люди, свежие к восприятию идей подхватывают новые веяния и разносят их по всему свету, по всей Германии. И так получилось, что Кант, не понимаемый академической философией какое‑то время, вскоре стал супер популярной фигурой Германии. Тысячи книг и статей выходили еще при жизни Канта, словари, термины его при жизни тоже уже проявлялись, издавались сочинения — словом бум начался в Германии кантовский. Кант стал главной достопримечательностью немецкой культуры конца XVIII века, таким духовным авторитетом, лидером нации, в таком, духовном смысле, что, особенно, чувствуется, к примеру, по переписке Гете с Шиллером. Кант для них — это такое отстраненное полубожество, они могут подшутить над ним, но ясно, что это такой авторитет неподвижный, ощущение какой‑то неподвижности производит Кант в этой переписке, непреходящести какой‑то. Ласково его называли «старик Кант». В общем, это тоже отдельный разговор

— феномен Канта восьмидесятых — девяностых годов XVIII века.

После выхода «Критики» Кант, однако, чувствовал необходимость разъяснения своих идей и сразу же он стал работать над популярным изложением критической философии и в 1783 году он выпустил книгу «Пролегомены ко всякой будущей метафизике», которая должна была сделать более ясным что‑то в критической философии. Но общепризнанно, что эта работа еще более сложна для понимания, чем «Критика чистого разума». Это общее мнение, я с ним согласен, мне кажется, что изучать критицизм ни в коем случае нельзя, отталкиваясь от «Пролегоменов». Конечно, «Критика.» должна стать отправной точкой, а «Пролегомены» потом: это очень сложно интерпретируемая работа, очень сложно встраиваемая, очень сложно согласуемая с «Критикой чистого разума». Как бы об одном и том же говорит Кант, но на совсем другом терминологическом языке, хотя много совпадений, но очень много и различий, как согласовать одно с другим неясно порой, без специального анализа. Какие‑то моменты, особенно удачные, по его мнению, перешли, однако из «Пролегомен» во второе издание «Критики чистого разума». Надо сказать, что некоторые куски «Пролегомен» Кант просто перенес во второе издание, особенно во введение ко второму изданию, то есть некоторые части текста просто совпадают дословно из «Пролегомен» и второго издания «Критики.». Впрочем, их немного, и они касаются только начальных параграфов введения.

А второе издание появилось на свет в 1787 году, в нем Кант переработал существенные, самые главные по существу разделы первого издания, а именно: он доработал учение о чувственности, полностью заменил трансцендентальную дедукцию категорий — сердце его философии (как бы поставил другой мотор, или другой процессор, как принято сейчас говорить, модернизировал систему). И заменил еще один раздел о паралогизмах чистого разума. Этот раздел тематически связан с дедукцией, здесь речь идет как раз о критике рациональной философии. В первом издании все это было сделано в спешке Кантом, а когда что‑то делается в спешке, то обычно получается многословным (такой закон любопытный). И вот за это многословие Канту и не нравился этот раздел первого издания, он его существенно сократил во втором. Ну и все.

Изменения, вносимые Кантом, касались лишь разделов вплоть до «антиномий чистого разума», не включая антиномии, а все остальное осталось тем же. Но и это привнесло определенные трудности. Дело в том, что терминологический аппарат второго издания изменился, вообще‑то говоря, но вот в этом не правленом куске остались некоторые термины из первого издания еще, теперь уже отмененные Кантом. Поэтому, если вы читаете второе издание «Критики.», то практически некоторые моменты (основы, конечно, будут понятны), но некоторые моменты останутся полностью непрозрачными. Второе издание, которым мы сейчас все пользуемся, гораздо более некогерентно, чем первое, в полной противоположности с тем, что считали сторонники компилятивной теории «Критики.». Они как раз считали, что второе издание когерентно. В действительности, наоборот дело обстоит. Впрочем, эта некогерентность касается несущественных моментов, к примеру, понятие транцендентального объекта — оно устранено из основной части второго издания, но осталось кое — где в диалектике, и оно вызывает лишь недоумение у читателей — что это вообще такое?

Скажу еще, пожалуй, о самой главной нестыковке, которая обнаруживается во втором издании «Критики.», это просто надо знать, особенно если вы рассуждаете о теории сознания Канта, и о, допустим, его теории познавательных способностей, о воображении. Дело в том, что в первом издании Кант считал и прямо говорил, что любой синтез есть действие способности воображения, любой синтез осуществляется воображением. А во втором издании он выделил в сознании пласт чистого рассудочного (или интеллектуального) синтеза, не сводящегося к воображению, как бы возвышающегося над ним. Но то место из первого издания, где речь шла о единственности воображения, как способности, осуществляющей синтез, оно осталось, понимаете. И все. И вот бьются, так сказать. Просто по недосмотру, в данном случае, Кант не убрал это место; это можно совершенно четко зафиксировать.

Ну, ладно. Впоследствии Кант уже, таких серьезных изменений в текст «Критики.» не вносил. Его стали интересовать другие проблемы, он увлекся политической философией, философией права, тщательнейшим образом разрабатывал философскую этику, занимался проблемами отношений религии и философии, а в последние годы главным предметом его философских устремлений стал вопрос, как он сам формулировал, о переходе от метафизических принципов естествознания к физике.

То есть вот он в своей трансцендентальной философии — метафизике, разработал, выявил общую структуру априорных знаний о мире, и, прежде всего, о мире явлений. Ну, а знание о мире явлений, вообще‑то говоря, — физика. Те знания, которые имеют априорный характер, относятся к метафизическим началам естествознания. Но Кант решил попробовать насытить эти знания конкретным содержанием, то есть продвинуться дальше в конкретизации априорных принципов, и посмотреть, нельзя ли глубже заглянуть в природу, в конкретные процессы, происходящие в мире явлений вот с таких трансцендентальных позиций? Он считал, что в принципе это возможно, априорно конструировать устройство мира, вплоть до более частных законов и закономерностей, но только делать надо это очень осторожно, кое — где выводя опосредствующие принципы, имеющие квазиэмпирическое происхождение, но не лишающие рассуждения о природе чистоты и доказательности. Архисложная задача, как говорится, последние, по сути, пятнадцать — двадцать лет жизни он в основном. т. е. сначала это была одной из самых главных для него тем, а в последние годы — самая главная. И вот его «Опус Постумум», — незаконченное сочинение, опубликованное в двадцать первом и двадцать втором томах академического издания его работ, оно как раз и вращается вокруг указанной мной тематики. Кант считал этот вопрос самым важным, говорил, что он пишет главное сочинение, и много что написал. Но какого‑то связного текста он не создал и сохранившиеся фрагменты — именно фрагменты, т. е. они мозаичны и достаточно хаотичны.