Леонид Жура - Сионисты против Сталина

Ну ладно, не понравились стихи юного Сталина Радзинскому — что ж тут поделаешь? Только подставлять в свое сочинение уродливые переводы своего папаши или еще кого-либо из литературных сапожников не следовало бы. Очень уж мелко и подло!

Радзинский продолжает:

«В это время родилось его (Сосо. — Л. Ж.) новое имя. Как и положено поэту, он увлекся литературным персонажем. Коба — имя героя любимого произведения его юности, написанного писателем Казбеги. Коба — грузинский Робин Гуд, бесстрашно грабивший богатых. Все то же нечаевское: „Соединиться с диким разбойничьим миром — этим единственным революционером в России“.

Интересно и название его любимого произведения — „Отцеубийца“. Все правильно: он восстал против Отца. И именно в это время он убил в себе Отца.

Бывший блестящий ученик Духовной семинарии Сосо — ныне революционер Коба. Это имя на долгие годы станет его главной кличкой».

Ты понял, читатель, какой литературный герой стал для юного Сталина примером для подражания? Отцеубийца!

Разбойник Коба, «бесстрашно грабивший богатых»! Вот они, истоки будущей кровожадности и звериной жестокости Сталина, обнаруженные Радзинским у студента духовной семинарии Тифлиса! Вряд ли читатель устремится на поиски романа «Отцеубийца», чтобы сверить свои впечатления с «рецензией» архивариуса. Да и зачем? Радзинский ведь все объяснил! Теперь на вопрос, а что это за псевдоним такой был у Сталина, любой, прочитавший сочинение Радзинского, скажет. «Так это же имя грабителя! Он еще отца своего убил!».

На самом деле, книга писателя Казбеги совсем о другом! Бесо Жгенти писал:

«Рыцарское чувство дружбы занимает одно из первых мест в моральном кодексе героев Казбеги. Связанные клятвой-побратимством, друзья самоотверженно делят горе и радости — они всегда готовы отдать жизнь друг за друга. И это не составляет преимущества избранных личностей, а оказывается органическим свойством всего народа. Самым ярким олицетворением чувства дружбы является образ героя „Отцеубийцы“ Коба. Кто хоть однажды прочитал эту эпопею единоборства святого чувства любви с низменными инстинктами темных сил, тот навсегда сохранит в своем сердце светлый образ Кобы — благородного рыцаря дружбы, правды и добра».

В чем тут дело? Зачем Радзинскому понадобилось так изощренно лгать даже по поводу содержания псевдонима Сталина? Зачем ему понадобилось извратить образ Кобы — «благородного рыцаря дружбы, правды и добра»?

Интересно, кем хотел стать маленький Радзинский по имени Эдвард? Тарасом Бульбой или все же Янкелем?..

Ничего не рассказывает нам Радзинский о литературных интересах Сосо Джугашвили. Упомянул «Трех мушкетеров» и «Отцеубийцу» и на этом остановился. «Темно детство нашего героя», — огорчен архивариус. Выглядит это довольно странно. Проявить такую иезуитскую дотошность в расследовании обстоятельств дорожно-транспортного происшествия, случившегося еще в царской России, и отступить перед простой задачей — выяснить, какие книжки читал Сталин в детстве?!

Придется помочь Радзинскому.

Вспоминает Г. Паркадзе:

«Сталин любил художественную литературу, читал Салтыкова-Щедрина „Господа Головлевы“, Гоголя „Мертвые души“, Эркмана Шатриана „История одного крестьянина“, Теккерея „Базар житейской суеты“ и много других книг…»

В кондуитном журнале Тифлисской духовной семинарии (ноябрь 1896 г.) читаем:

«Джугашвили, оказалось, имеет абонементный лист из „Дешевой библиотеки“, книгами из которой он пользуется. Сегодня я конфисковал у него соч. В. Гюго „Труженики моря“, где нашел и названный лист.

Пом. инсп. С. Мураховский. Инспектор Семинарии Иеромонах Гермоген».

«Наказать продолжительным карцером — мною был уже предупрежден по поводу посторонней книги „93 год“ В. Гюго».

«В 11 ч. Мною отобрана у Джугашвили Иосифа книга „Литературное развитие народных рас“. Книга представлена мною Инспектору.

Пом. инспектора С. Мураховский».

Да, зловещий образ Сосо Джугашвили встает перед нами. Мало того, что читал Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Теккерея, Гюго, так он заинтересовался еще и «Литературным развитием рас»! И это вместо того, чтобы изучать на страницах «Книги Эсфири» Ветхого Завета кровавую резню элиты персидского народа, устроенную евреями.

Сравнивая Ленина и Сталина, Радзинский пишет:

«Оба рано теряют отцов, оба — кумиры своих матерей.

Оба не собирались быть революционерами. Ленин стал им после того, как его старший брат был повешен за участие в попытке покушения на Александра III. Ленин испытал огромное потрясение: его брата, честного, доброго юношу, отправили на виселицу! Страдание матери, внезапное изменение положения в обществе — и вот он уже возненавидел несправедливость жизни. Любимое сочинение казненного брата — роман Чернышевского „Что делать?“ — по выражению Ленина, „перепахал“ его. Так же, как „Отцеубийца“ „перепахал“ Кобу.

Грубое романтическо-бульварное чтение Кобы и книга знаменитого философа-революционера были похожи. Их главная мысль — устранение несправедливости насилием.

И оба, вступая в революцию, твердо усвоили: настоящий революционер должен быть беспощадным и не бояться крови».

Не нравится Радзинскому «устранение несправедливости насилием». И в то же время он очень огорчен, что семинарист Иосиф Джугашвили потерял веру в Бога. Неизвестно, какой веры, православной или иудейской, придерживается сам Радзинский, но, в любом случае, он должен знать, что именно ветхозаветный бог продемонстрировал своим поклонникам, и Радзинскому в том числе, возможность и даже обязательность «устранения несправедливости насилием»! Достаточно вспомнить массовые убийства и ограбление египтян евреями под руководством Иеговы. Почему-то не захотели евреи разделить судьбу египетских трудящихся. И, вместо того, чтобы терпеливо ждать изменения своей судьбы, применили насилие. Причем не против фараона, а как раз против простых египтян.

Да-а, очень противоречив наш сочинитель!

Радзинский:

«Кобе удается установить контакты с революционным подпольем. Стихи прекратились. Навсегда. Теперь во время отлучек из семинарии он руководит рабочими марксистскими кружками и вступает в социал-демократическую организацию „Месаме-Даси“».

Радзинский не посмел указать причины, которые побудили Иосифа Джугашвили посвятить свою жизнь революционной деятельности. Книги классиков мировой литературы, произведения выдающихся умов человечества заронили серьезные сомнения в душе семинариста в справедливости общественно-политического мироустройства. Подавляющее большинство его сверстников вряд ли задумывались над этими проблемами, не говоря уже о своем личном участии в их разрешении. В упрощенном виде это можно представить на примере двух людей: один спокойно пройдет мимо совершающейся на его глазах подлости, другой сочтет своим долгом вмешаться, невзирая на неравенство сил. Поэтому не вызывает удивления и потеря интереса у Иосифа к изучению православной религии, проповедующей рабскую покорность судьбе и преклонение перед властью. Именно эти мотивы не просто непонятны Радзинскому, но вызывают у него активное отторжение, смешанное с животным страхом. Позже он нам продемонстрирует свои поразительную низость и душевную подлость, назвав революционную деятельность преступлением.