Леонид Жура - Сионисты против Сталина

Каких таких людей «убивал» Сталин? Фамилии у этих людей есть? А почему ни одной фамилии не указано?

И с чего это Радзинский измыслил, что семью Коба мог создать «только с невинной религиозной девушкой…»? Неужели этот театральщик не в состоянии понять, что любовь рождается вне всяких расчетов и пожеланий? Архивник, исходя из собственных нравственных начал, уверен, что Коба никогда не полюбил бы Като, будь она неверующей, потерявшей невинность. Что тут сказать? Вряд ли стоит особо бранить Радзинского. Таким его воспитали родители, и тут ничего не поделаешь. Жаль только, что, не осознавая свою нравственную ущербность, он без смущения выставляет ее на всеобщее обозрение.

Радзинский:

«В их нищем жилище все сверкало чистотой, все было покрыто ее белыми вышивками и кружевами.

Его дом, его очаг — традиционная семья… Но при этом он оставался яростным фанатиком-революционером.

Все это время она пытается создать дом, в который он, избегая ареста, так редко приходит. А если и приходит, то только глубокой ночью, чтобы исчезнуть на рассвете.

Она рожает ему сына Якова. С грудным младенцем на руках она с трудом сводит концы с концами. Денег по-прежнему нет. Огромные средства, добытые мужем, немедленно уходят к Ленину. При этом полунищий Коба презирает деньги. Для него они — часть мира, который он взялся разрушить. И когда они у него появляются, он с легкостью раздает их друзьям.

Сергей Аллилуев: „В конце июля 1907 года я должен был уехать в Питер, денег не было, и по совету товарищей я отправился к Кобе“. И Коба тотчас дает нужную сумму. Однако Аллилуев видит его нищету и, конечно, отказывается. Но Коба непреклонен, буквально всучивает деньги: „Бери, бери — пригодятся“. И тот берет.

…И опять Като сидит без денег с кричащим младенцем. И опять Коба исчезает в ночи.

А потом она заболела… На лечение у Кобы не было денег.

Она умирала… Осенью он вынужден перевезти ее в Тифлис, где жила ее семья. Сванидзе смогут за ней ухаживать… Но было поздно. „Като скончалась на его руках“, — писал Иремашвили. Есть фотография, хранившаяся в семье Сванидзе: Коба стоит над гробом — несчастный, потерянный, с всклокоченными волосами… Так он убил свою первую жену».

Да простят меня читатели за длинную цитату. Хотелось, чтобы вы самостоятельно определили обоснованность обвинения Радзинского: «Так он убил свою первую жену». Добавлю лишь, что многочисленные историки очень мало рассказывают о первой жене Сталина — Екатерине Сванидзе. Известно, что она и ее сестра Сашико прекрасно шили и на жизнь денег хватало. Умерла Като от брюшного тифа, по одним сведениям, или от туберкулеза — по другим.

Ладно, оставим «приговор» архивника на его совести.

Радзинский:

«Появляются слухи — странные, точнее, страшные для революционера: бесстрашный Коба, удачливый Коба, уходящий от всех преследований, на самом деле провокатор, засланный полицией в революционное движение».

Да, революционная деятельность в условиях слежки, провокаторской работы агентов «охранки» вырабатывала у подпольщиков обостренное чувство осторожности и подозрительности. Время от времени агенты разоблачались, но на их место внедрялись другие. Серьезным «специалистом» по выявлению предателей в РСДРП считался В. Бурцев. Были и оклеветанные, и обвиненные по ложным, надуманным основаниям. Некоторые из этих революционеров были казнены, другие кончили жизнь самоубийством. Мало кто из революционных деятелей избежал подозрений в двойной игре. Обвинения в предательстве были выдвинуты, например, против Троцкого и Луначарского, но Радзинский, по понятным причинам, о них не упоминает. Делая назойливые, грязные намеки на «сотрудничество» Сталина с царской охранкой, архивник не затрудняет себя размышлениями о мотивах согласия работать осведомителем. А ведь их всего два: желание улучшить свое материальное положение, получая «вознаграждение» за доносы, и компрометирующие факты из собственной жизни, позволявшие жандармам заставить потенциальных агентов под угрозой разоблачения и наказания работать на охранку. Генерал от жандармерии А. Спиридович вспоминал:

«Причины, толкающие людей на предательство своих близких, очень часто друзей, различны… Чаще всего будущие сотрудники сами предлагали свои услуги жандармскому офицеру, но бывали, конечно, случаи, и очень частые, когда предложения делались со стороны последних. Так или иначе, но из-за чего же шли в сотрудники деятели различных революционных организаций. Чаще всего, конечно, из-за денег…».

Первый мотив в отношении Сталина можно даже не рассматривать, зная его безразличие к жизненному комфорту на грани аскетизма. Второй мотив был применим лишь к людям со слабым характером, не умеющим постоять за себя, испытывающим страх перед ссылкой, тюрьмой. И этот мотив неприменим к Сталину. Все без исключения исследователи жизненного пути Сталина отмечают его твердый характер, жесткость, умение отстоять не только свои интересы, но и других, что отмечал даже приятель Радзинского Троцкий. Кстати, он, злейший враг Сталина, не позволил себе опуститься до умственного уровня Радзинского и подозревать Сталина в работе на царский режим, не говоря уже о предъявлении обвинений.

Радзинский:

«Однако слухи прерывает арест Кобы. Коба — в тюрьме. При аресте у него найдены документы — доказательства „его принадлежности к запрещенному Бакинскому комитету РСДРП“. Это дает полиции основание для нового обвинения — уже с перспективой каторжных работ. Но… Бакинское жандармское управление почему-то закрывает глаза на эти документы и рекомендует всего лишь вернуть Кобу на прежнее место ссылки — в Сольвычегодск сроком на три года. После чего новое удивительное решение: Особое совещание при министре внутренних дел отправляет Кобу в ссылку только на два года!»

Не грозило Кобе «обвинение с перспективой каторжных работ», как изящно выразился Радзинский. Лжет архивник беззастенчиво! При аресте у Кобы были обнаружены документы Бакинского комитета РСДРП и номер газеты «Гудок». Коба спокойно объяснил, что ничего предосудительного не совершал, кроме побега из ссылки. Покинув место ссылки, проживал, дескать, в Лейпциге, никого не трогал, писал корреспонденции в «Гудок», а по возвращении из Германии устроился на работу в Союз нефтепромышленных рабочих конторщиком. К документам отношения не имеет. Следствие продолжалось почти 8 месяцев. Учитывая, что 17 октября 1905 г. был издан царский манифест с объявлением амнистии политическим заключенным, даже побег из ссылки не мог быть предъявлен Кобе в вину! Словом, никакой доказательной базы против Кобы у следствия не оказалось. При рассмотрении дела в судебном заседании это дело было обречено на провал, и следователи, не обладающие умственными горизонтами Радзинского, это понимали. Именно поэтому дело Джугашвили, чтобы избежать гласного судебного разбирательства, было передано на рассмотрение Особого совещания при МВД, которое 26 сентября 1908 г. сократило срок новой ссылки до двух лет.