Лев Исаков - Русская война: Утерянные и Потаённые

Восхищает, как функциональное предназначение, оформляясь в тактические требования, вытягивает взаимосвязанную цепочку технических решений. Ромбическая схема, как следствие тактических установок естественно влечет за собой 1-орудийную башню, обеспечивающую наилучшие условия стрельбы двух центральных диаметрально-поперечных башен, ограниченных в своих манипуляциях конфигурациями надстроек корпуса, но в то же время являющимися базовой основой всей реализации тактического требования, как создающие решающее огневое превосходство в курсовых секторах.

Но еще более поражает тянущаяся свыше ста лет критика и поучительство от непонимания французских кораблестроителей, завязавших технические решения в узел тактической задачи, что логично породило 1-орудийную башню, о которую спотыкаются чуть ли не все военно-морские историки, и особенно русские, в выискивании изъянов и промахов у коллег и тем самым в возвышении собственном национальных судостроительных школ; не пытаясь даже вдуматься в причины появления выразительно-необычной конструкции в одной из утонченнейших военно-морских инженерий мира, в период всеобщего преобладания многоорудийных башен – критика, выражающая скрытое непонимание авторами того, что воюют не пушки сами по себе, а корабль в целом и только 1-орудийная установка дает жизнь «общему ромбу», а не разваливает его в сброд заслоняющих друг другу мишень башен.

Увы, та же ромбическая схема, примененная без осознания присущих ей тонкостей, привела к скрытой принципиальной несостоятельности только что хвалимого мной русского броненосного крейсера «Адмирал Нахимов», на котором в погоне за подавляющей огневой мощью помножили ромб на 2-х-орудийные установки в углах, получив двусмысленный результат: при 8 203-мм орудиях главного калибра в курсовых залпах могут участвовать только 2, как с на обычных 4-орудийных крейсерах, вместо теоретических 6: 4 орудия центральных установок, «естественно» более сильных чем 1-орудийные, вследствие такого «усиления» потеряли возможность вести огонь на нос и корму: внутренние орудия в «парах» оказались в опасной близости к надстройкам корпуса и разрушали их дульными газами; но что уже совершенно плохо, утратилась свобода уточненной наводки на курсовую цель механизмами орудий, фактически орудия стали наводиться преимущественно поворотом корпуса корабля. Исполнение убило теоретическую изюминку ромба, лишь в бортовом залпе «Нахимов» мог действительно реализовать 6 стволов из 8, в других секторах их число уменьшалось до 4-х и даже 2-х – между тем имей он 1-орудийные, но более мощные установки 254–279—305 мм калибра, синтез «ромба» и превосходящей огневой мощи вполне бы осуществился.

Правда, если не впадать в излишний пуризм, можно заметить, что русский крейсер способен обеспечить хотя бы двойное превосходство в курсовых залпах, если будет поддерживать огонь с оконечностей выстрелами не всех, а только крайних к борту орудий центральных гнезд, т. е. заранее утвердившись на 4-орудийных курсовых залпах – что совсем неплохо! Можно даже полагать, что 2-х орудийная башня, обеспечивающая больший вынос внешнего орудия от оси к борту, создает лучшие условия для его действий в ромбе – но все почему-то зациклились на непременном использовании всех орудий башни в каждой фазе боя… А потому вряд ли этой возможностью воспользуются!

Увы, этот сильнейший корабль, даже при неполной состоятельности своей центральной идеи в наибольшей степени соответствовать если не энергичному, на наступательном маневре рисунку боя, для чего ему уже не хватает скорости, то равноценному противостоянию «один на многих»; с броневым поясом, не уступающим лучшим русским броненосцам; имеющий полуторное огневое превосходство над японскими крейсерами при бое в один борт и двойное при бое в оба борта, – никак не проявился, окончательно «добитый» бесцветным плавсоставом, только в последние часы жизни корабля начавшим использовать его уникальные боевые качества: изумительную способность вести бой «на все направления сразу». Японцы, не в силах преодолеть мощный круговой огневой пояс русского крейсера, поступили подловато – японский миноносец приблизился к нему, маскируясь русским флагом, но и пораженный торпедами «Нахимов» отправил его на дно залпом носовой 8-дюймовой башни…

Впрочем, возвращаясь к «Шарлю Мартелю», чтобы не уподобляться пошехонским парижанам, следует заметить, что не все во французских броненосцах достойно подражания:

– очевидна сомнительность совмещения в главном калибре 2-х типов орудий, 305 и 274 мм калибра, создающих массу проблем в бою по совмещению их боевых свойств (различных траекторий, скорострельности и пр.); ввиду очевидной ущербности подобного гибрида, я полагаю за ним какую-то серьезную проблему, вынудившую к нему кораблестроителей самой остроумной нации мира;

– следует согласиться, что одноорудийные башни подталкивают к установке более мощных орудий, чем общепринятые 305 мм, и было бы естественно, если французы, располагая лучшими в мире 340 мм 42-х калиберными морскими орудиями (в пересчете на русскую методику 44-х калиберными!) обратились к ним, почему-то носимым в их флоте только одиноким «Бренном», да еще броненосцами береговой обороны;

– очевидна диспропорция защитных свойств главного и верхнего пояса брони: 457–250 мм и 100 мм, при том, что 2-й обеспечивает необходимый боевой запас плавучести и требует сугубого внимания; оценив значимость этого фактора для броненосца открытого моря, адмирал А. По-пов в своем «Крейсере» уровнял его с защитой ватерлинии и закрыл такой же броней в 356 мм бруствера на половину длины судна; чем, кстати, предвосхитил дальнейшее по-явление полного 2-го пояса брони, осуществленного впервые на французских кораблях, но отнюдь не в той мощи. …Но вот держу я фотографию «Бувэ» и не могу не согласиться с английским историком – «…свирепый броненосец», и красив, как выражение гармонизированной силы.

Практика показала, что для «пакостничества» в форме истребления безоружного коммерческого судоходства подходят любые корабли с умеренно-достаточным вооружением, большой автономностью и повышенной скоростью для преследования и бегства, в том числе и переоборудованные гражданские, которые, конечно, неизмеримо слабее крейсеров-акул, но могут быть спущены в подавляюще больших количествах, и опять же русские вспомогательные крейсера, бывшие «купцы» [27]РОПиТа [28]наглядно это продемонстрировали; и мощь больших русских крейсеров в этом отношении была избыточна, но… в каком-то особом смысле, в рамках умозрений в их действиях примитивно-бездумного истребления ресурсов неприятеля – «Курочка по зернышку клюет, да сыта бывает!» Имей они лучшую сбалансированность активной и пассивной боевой мощи, т. е. цену и, как следствие – будь больше числом, А ГЛАВНОЕ, будь запущены не в эскадренную мясорубку морских сражений в узостях проливов, а на простор внешнего периметра тихоокеанского побережья Японии, они стали бы контуром достижения выдающейся стратегической цели – установления широкой морской блокады островного противника; переломили бы эсхатологические умонастроения русского морского офицерства; родили новую военно-морскую традицию в русской национально-исторической военной легенде, столь отличную от надрывного самопожертвования «Варяга», «Рюрика», «Стерегущего». В этом смысле потопление одного транспорта в Цусимском проливе на пару дней срывающее график переброски войск на континент значимей всего метания снарядов вокруг Артура, а появление русских крейсеров в Токийском заливе, подбросившее цены на фрахт в Японию в два раза, а цену страховки грузов у Ллойда в 2,5 раза – перекрывает уже и это… Русские крейсера технически открывали возможность Большой Крейсерской войны, резко отличной от обреченного каперства разномастных германских скорлупок в 1914–1915 гг., пресекавшихся в первом же столкновении с боевым кораблем, даже вследствие небольших повреждений из-за невозможности их устранить; рейд «Эмдена» – красивая легенда германского флота – был обречен, и если бы он даже уцелел в бою с «Сиднеем», его бы пришлось затопить, даже средней степени повреждения механизмов обрекали каперство. Считая по жестокости бой «Рюрика» с отрядом Камимуры (6 часов с 2–6 крейсерами, т. е. 1x4) за 8 боев «Эмдена» с «Сиднеем» (3 часа 1x1) можно сказать, что русский крейсер мог позволить себе не менее 5 подобных сшибок один на один, т. е. прервал бы судоходство в Индийской океане (пользуясь захваченными расходными материалами) на 3–5 месяцев, вместо 33 дней у «Эмдена», что обращало его действия в стратегический фактор. Япония такой же остров как и Англия, а по бедности природных ресурсов подвешена на своих морских коммуникациях в значительно преобладающей степени, поэтому обращение русских крейсеров в стратегическое средство было естественно и необходимо, но оно могло возникнуть только в рамках цельного воззрения на случившуюся войну, как его органическое выражение, что отчасти присутствовало в размышлениях русских военно-морских кругов в отношении Англо-Русского морского столкновения в 60–80 годы, но никак не сложилось в отношении Русско-Японской войны.