Джузеппе Боффа - История Советского Союза: Том 2. От Отечественной войны до положения второй мировой державы. Сталин и Хрущев. 1941 — 1964 гг.

Это постановление увидело свет как раз в момент повышения цен. В условиях общей разрухи от сталинского руководства трудно было бы ожидать нового подхода к решению проблем подъема сельского хозяйства. Оно действовало, опираясь на те производственные и организационные структуры, которые были порождены коллективизацией и пережили войну. Однако еще предстояло выработать экономическую аграрную политику, направленную на обеспечение восстановления сельскохозяйственного производства. В феврале 1947 г. был созван Пленум ЦК партии, посвященный исключительно вопросам сельского хозяйства. Из материалов состоявшегося обсуждения в печати почти ничего не было опубликовано. Не было выработано никакой новой линии; результатом работы Пленума явился лишь план развития сельского хозяйства, который детализировал производственные задания, уточнял то, что было уже определено в пятилетке, подготовленной Вознесенским[25].

После ужасающего кризиса 1946 г. сельское хозяйство переживало медленный подъем. Государственная политика была направлена на форсирование производства сельскохозяйственной продукции, необходимой для обеспечения фабрик сырьем, населения городов — продовольственными продуктами, а также и для покрытия импортных потребностей ряда стран Восточной Европы. Капиталовложения в сельское хозяйство фактически не производились. Все имевшиеся ресурсы были использованы для развития промышленности. На нужды сельского хозяйства планировалось направить немногим более 7% общего объема ассигнований. Государственная помощь сельскохозяйственным кооперативам, так же как в 30-е гг., /311/ выражалась главным образом в поставках техники. Производство тракторов и комбайнов очень быстро превысило наибольшие показатели, достигнутые в предвоенные годы; парк сельскохозяйственных машин был восстановлен к 1950 г.[26] Техника оставалась собственностью государства, она передавалась для использования в колхозах через посредничество машинно-тракторных станций (МТС). Однако сельскохозяйственные машины не решали общей проблемы механизации сельскохозяйственного производства, так как сельское хозяйство нуждалось в комплексной модернизации всей технической базы производства и в соответствующей перестройке организации труда. С помощью машин выполнялись лишь операции по вспашке полей, севу и уборке зерновых. Все остальное делалось вручную. Удобрения применялись лишь при выращивании технических культур, являвшихся важнейшим промышленным сырьем. Деревни не были электрифицированы: в 1953 г. только 15% колхозов получали электроэнергию, при этом в мизерном количестве, так как ее источником были мелкие местные станции и энергоблоки, работавшие на кустарном оборудовании и поэтому дорогостоящие[27].

Несмотря на то, что сельскохозяйственное производство оставалось на крайне низком уровне, государство изымало основную часть продукции; относительная величина этих поставок превышала часто уровень довоенного времени, который и так был чрезвычайно обременительным. Через различные каналы (обязательные заготовки, натуральные платежи МТС) колхозы передавали государству больше половины урожая[28]. Это было бы не так уж плохо, если бы эти поставки оплачивались соответствующим образом. Однако государственные закупочные цены, установленные на продукцию колхозов, оставались теми же, что и до войны, хотя все остальные цены в стране значительно выросли. Фактически они все еще оставались на уровне цен 1928 г., тогда как цены на промышленную продукцию, получаемую крестьянами, увеличились за прошедшее время в 20 раз. В результате получаемые колхозами денежные средства покрывали лишь незначительную часть издержек производства; перед войной государство платило за сельскохозяйственную продукцию мало; теперь же оно получало эту продукцию практически даром[29].

Выручка колхозов от продажи продукции государству, то есть поступления от реализации продукции основного их производства, составляла меньшую часть их доходов; все остальное они получали за счет различных дополнительных работ и в результате торговых операций на свободном рынке[30]. В сумме это все составляло весьма незначительные денежные величины, и из этого мизерного дохода надо было покрывать производственные издержки и выкраивать кое-что на новые капиталовложения. Почти ничего не оставалось для оплаты тяжелейшего труда колхозников. Затраты труда измерялись с помощью условной единицы — трудодня, оплата производилась в конце года частично в натуральной форме продуктами, частично деньгами в соответствии с количеством выработанных /312/ трудодней. Но в большинстве колхозов эта оплата была смехотворно мала, к тому же она стала даже меньше, чем до войны: за день выплачивалось несколько копеек плюс килограмм зерна. Немало было хозяйств, где люди не получали и этого[31]. Как правило, колхозник и за год не зарабатывал столько, сколько рабочий в месяц.

До войны в деревне соблюдался негласный компромисс, в соответствии с которым крестьянам в середине 30-х гг. было позволено обрабатывать свои мелкие огородные участки. После войны очень часто делалось то же самое. В коллективном хозяйстве отрабатывали, как правило, только норму, от которой не могли уклониться. Несмотря на то, что оставался в силе закон военного времени, предусматривающий уголовное наказание для тех, кто покидает свое рабочее место, 16% колхозников не вырабатывали положенного обязательного минимума трудодней[32]. Продажа на рынке того немногого, что выращивалось на мелких индивидуальных участках, была более выгодной, чем труд в колхозе. А в ряде случаев эти участки, общая площадь которых составляла лишь 6 процентов всех засеваемых угодий страны, приносили больше продукции, чем все колхозы и совхозы; так обстояло дело с производством картофеля, мяса, молока, яиц[33]. Но и этот сохранившийся с довоенных времен молчаливый компромисс был нарушен правительством Сталина во второй половине 40-х гг. Индивидуальные хозяйства были обложены чрезвычайно высокими налогами, денежными и натуральными, с тем, чтобы заставить таким образом крестьян работать в колхозах. Помимо стремления регламентировать труд введение этих налогов должно было ограничить наиболее прибыльную частную хозяйственную деятельность; оно нанесло удар, например, по владельцам поголовья скота, а также по тем, кто возделывал фруктовые сады. В ответ крестьяне начали избавляться от коров и вырубать фруктовые деревья, чтобы выращивать картофель: в 1950 г. 40% крестьянских семей не держали молочного скота, в том числе более 15% вообще не имели домашних животных[34].

Эта политика имела глубокие последствия не только для развития сельского хозяйства, но и для всей ситуации в советском обществе. Несмотря на успехи индустриализации, СССР оставался страной по преимуществу сельскохозяйственной[35]. Крестьяне не имели возможности протестовать, они искали случая покинуть деревню. Бегство из колхозов ускорилось начиная с 1948 г. Все еще действовал старый закон 1932 г., запрещавший крестьянам покидать деревню без специального разрешения[36]. Но способы уехать из села все же существовали, так как расширяющиеся промышленность и строительство остро нуждались в рабочей силе и рекрутировали ее, где только можно. Число колхозников снизилось с 66 млн. в 1947 г. до 62 млн. в конце 1950 г. Уезжала прежде всего молодежь, которая не была привязана к дому; в селе оставались пожилые люди. Но и у тех, кто остался, было немало возможностей уклоняться от работы /313/ непосредственно в сельском хозяйстве, поскольку они могли наниматься на сезонные земляные работы или на лесозаготовки. Уход из деревни населения нанес новый ущерб, дополнив потери времен войны: в 1950 г. трудоспособное население колхозов составляло немногим более половины уровня 1940 г. Та же тенденция господствовала и в первые годы последующего десятилетия. В деревне оставались в основном женщины, работавшие и в колхозах, и на собственных участках. А когда наступало время убирать картофель, то на колхозные поля приходилось присылать солдат или городских жителей, как это делалось во время войны, поскольку крестьяне выполняли эту работу явно неохотно[37].