Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

первой необходимости.

.

175

Когда скончался потаковник беспощадной Самозванщины, Сигизмунд III, Поляки

нарядили его в „привезенную из Москвы тяжеловесную корону®, слишком

тяжеловесную, по слову поэта, даже и для такой головы, которая основала было в

Москве новую династию; а кто может сказать, из чего делались драгоценные панские

ржонды *), которыми щеголяли ренегаты русского элемента Потоцкие, Сенявские,

Собеские? Теперь добыча кровавого меча и жадных рук начала возвращаться вспять,

между тем как Татарокозак „так внезапно, так тяжко растоптал польскую славу и

польское отечество®. Два народа, простиравшие виды на господство между морей и

океанов, вступили в новый период соперничества.

В то время, когда на татарских пограничьях польскорусского государства

происходили действия разрушительные, общественный организм государства

москворусского устремлял все еще свежия сиды свои к целям строительным.

В Польше, как мы знаем, проповедывалось так называемыми даже и в наше время

народными пророками,—что „это дикие звери, которые живут только ночью®**), и

такое определение относилось не столько к Москалям чернорабочим, торгующим,

воинствующим, сколько к правоправящим. Они со своим царем во главе, со своими

архиереями, боярами, думными дьяками и всею низ’ ходящею светскою и духовною

иерархиею, по словам польских просветителей, представляли „фурию, вечно

стремящуюся в Польшу®.***) С своей стороны и те, которые формировали мнения

общества московского, не щадили мрачных красок для изображения Польши, с её

панами, с её светскими и духовными властями В самом ужасном виде, как это делает и

современная нам велико-и малорусская беллетристика.

Но из областей, доставшихся Владиславу IV по Поляновскому миру, беспрестанно

бегали в зверскую Московию не только хлопы, но и шляхтичи, а из-за нового

московского рубежа уходило под власть „безчеловечных пановъ® такое множество

крестьян, что царское правительство нашлось вынужденным объявлять в пограничных

торговых местах, что тем боярским людям, которые вернутся на „старые печища®,

дана будет „воля®, то есть они, с по-

*) Седла, узды и проч.

**) Слова знаменитого проповедника, Фабиана Бирковского. ***) Слова того же

народного пророка.

176

.

томством их, будут жить не за боярами, а за государем. Существует в архивах

обширная переписка, относящаяся к удерживанью барских мужиков от переселения в

панские именья и вызова их обратно из польской Руси в московскую.

Выходит, что не таковы были московские порядки, какими их описывали польские

„народные пророки“ да наши козаки, и не таковы были паны Ляхи и Полякоруссы,

какими их изображают у нас историки да беллетристы.

Сами по себе это предметы мелкие, не удостоиваемые названия явлений

исторических. Но побега крестьян с обеих сторон и сношения по поводу этих побегов

между королевскими, крайне распущенными, и царскими, крайне исполнительными

властями, привели два соседния общества к мысли, которая осуществилась путем

войны, но могла бы осуществиться и без человеко-истребления, путем необходимости.

Королевские шляхтичи, в борьбе с можиовладством и продуктом его—разбойным

элементом, развившимся во всех сословиях и состояниях, завидовали обитателям

Царства Московского, которое наши монахи называли страною тихою, и в особенности

стали завидовать в то время, когда на престоле, поколебленном Иваном Грозным,

Борисом Годуновым и Василием Шуйским, воссел Алексей Михайлович Романов,

получивший от своих подданных прекрасное название Тишайшего Государя.

Хотя Владислав IV был очен популярен и не пренебрегал, во время вечной охоты

своей, гостить даже в хлопских избах; но польские „королята* (krуlewiкta), со всеми

партиями и беспрестанными ссорами, не давали покоя мелким землевладельцам, а

шляхетпые слуги их, их жолнеры козаки,—были, можно сказать, ордою, постоянно

буйствовавшею, как выражались они, в недрах государства (in visceribus regni).

Обижало мелкопоместную шляхту и то, что магнаты, при известной сноровке,

отхватывали ва свой пай громадные вотчины и королевщины (krуlewszczyzny), которые

должны были быть общим достоянием заслуженного шляхетства. Обижало и то, что

великие паны, получив за свои заслуги и без всяких заслуг, по десяти и более староств,

пускали в аревду Жидам не только села, но и пограничные замки, которые, в

жидовских руках, обращались в развалины, тогда как „рыцарская шляхта® могла бы

здесь быть на своем месте и, зарабатывая кусок хлеба, охранять край от набегов и

разбоев. Но всего больше жаловались мелкоцоместниви в Еоролевской Земле—на её

бессудяость.

.

177

В ответ на эти сетования и жалобы царские, должностные люди говорили им: „Наш

великий государь достоин содержати (кроме Московского) и множайшие царства и

власти. Наш государь его царьское величество зело к ратным людям милостив.

Даролюбивый у нас государь: жалует он имения и власти по достоинству. Суд у него

прав и непоколебим. Наш великий государь, царь и многих земель обладатель, имеет

мерило праведное, и многих скиптродержавных властодержателей (они были начитаны

в церковной письменности, и выражались в подобных случаях витиевато) его царьское

величество премудростью и храбростью превосходитъ".

„Вот еслибы нас привел Господь под царскую высокую руку!" (говорили царским

людям люди королевские по смерти Владислава ИУ). „Слышно у нас, что многие хотят

на польский престол звать вашего царя, как в старину призывали великого князя

литовскаго".

„Что же?" (отвечали царские люди). „Но Божию дарованию, государю нашему

вольно и на вас милостивые .свои щедроты излияти, яко же и на прочих от Бога данных

ему людей под его царскую высокую руку".

В самом деле вся шляхта и мещане в Новегороде Северском и в Новгородском

повете, а равно так называемые Белорусцы, иначе Литовские люди, в Киеве, Чернигове

и других малорусских городахъ—о том только и говорили, „чтобы Господь Бог по их

желанию исполнил и учинил великого государя царем над обоими государствы, на

Московском и на Польском, и чтобы великое государство Московское и Польское были

заодно".

Донося об этом царю с привычною точностью, без какихлибо суждений,

пограничные воеводы передавали ходячий слух, будто бы даже „коснер (канцлер)

корунный, Юрьи Осолинской, в листах своих писал из Польши к новгородскому

полковнику, Понентовскому: Посполитая де Речь, государь, хотят быти под твоею

царьского величества высокою рукою и тебя, великого государя, царем иметь, и