Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

милости Запорожского, .яко меж мещанам и селянам, подданным усим в воєводстви

Киевським знайдуючимся", что в нынешнее время, когда пешее войско козацкое

выступало в Волошскую Землю, некоторые из принадлежащих к „подданству", не

будучи панам своим послушными и доброжелательными, напротив будучи их

неприятелями, „много шляхты, панов своих, потопили, поубивали", и теперь, не

оставляя своего замысла, посягают на жизнь панов и не хотят быть послушными, а

затевают бунты и своеволие. Посему, еслибы явились еще такие своевольники, которые

бы покушались на жизнь господ своих и не хотели им повиноваться, то чтобы таких

своевольников сами паны, вместе с козацкими полковниками, белоцерковским или

киевским, строго и даже смертью карали. Те же (писал Хмельницкий), которые кровь

христианскую невинную пролили и мир нарушили, не избегнут „горлового каранья,

якож и тут за тое. не одного на горло скарали есмо".

С своей стороны хан колебался между Хмельницким и Яном Казимиром, Между

козаками и папами. Сперва он ластился к панам, сулил им завоевание Московского

Царства, уверял, что козаки—их покорные слуги; теперь вошел в свою роль посредника

между ними, и заговорил с королем угрожающим тоном судьи.

Угрозы хана и самого Хмельницкого привели польскорусских панов к

необходимости созвать и в 1650 году чрезвычайный двухнедельный сейм. Окружавшие

короля сенаторы и другие сановники шумели о козацкой дерзости, о пренебрежении

Хмельницкого к королю и Речи ИТосполитой, о претерпеваемых шляхтою в Украине

обидах и убийствах, о стремлении козацкого гетмана расторгнуть с Польшею

последнюю связь и создать отдельное гетманство под протекцией султана. Были между

ними такие, что, помня опасности последней войны, домогались всячески мара и

доказывали, что силы Речи Посполитой слабы, тогда как её бунтовщики сделались

могущественны турецкою протекцией; но большая часть представителей

т. ш.

20

154

.

Шляхетского Народа, как в столице, так и в провинциях, взвешивая прошедшее и

будущее, пришла к убеждение, что—или Речь Посполитая должна погибнуть, или

козаки... Не приходило панам тогда в голову, что должны были неизбежно исчезнуть

обе соперничающие республики: панская потому, что и без Козаков сама собой губила

свою общественность и государственность, а козацкая—потому, что не имела ни

общественности, ни государственности.

И вот появился королевский универсал, созывающий поветовые сеймики на 7 день

ноября, а генеральные на 22-й, с тем чтобы Шляхетский Народ готовился к

центральному сейму на 5 день декабря. На этом чрезвычайном сейме предполагалось

трактовать лишь о двух предметах: о защите Речи Посполитой и об уплате жолда

жолнерам.

В инструкции королевского правительства, разосланной на сеймики, говорится,—

что никогда еще Польша не претерпевала более постыдных поражений, как в последнее

время (ро wielkick а przeszlych wiekovv nigdy sromofniejszych kleskach), но что король,

разогнав под Зборовым все бури и скопища (vrszystkie burze i navalnosci), осветил

шляхту светом любезного и желанного мира (тиlego i poidanego pokoju swiatiem nas

rozdwiecii). „Тем не менее* (продолжает инструкция) „обстоятельства велят

озаботиться упрочением этого мира на будущие времена, чтобы не было больше повода

к новому бунту и внутреннему несогласию*...

Но прежде всего надобно было устроить самый источник постыдных поражевий,

каких никогда еще не претерпевал Шляхетский Народ. Об этом в инструкции сказано

премудро: „Как в человеческом теле скрытые болезни бывают самыми опасными и

трудными для излечения, так и в теле Республики внутренния зла несравненно опаснее

внешних. В этом столько раз уже удостоверялось наше отечество, когда от неуплаты

жолнерам жолду появлялись вредоносные заговоры, и военное своевольство причиняло

Речи Посполитой больше вреда, нежели самый могущественный неприятель. А теперь

особенно кто из нас не испытал этого бедствия? Теперь от них пострадали не только

духовные и государственные имущества, но и шляхетские. Вопли убогих людей и

стоны бедных наверное прошибли небеса и, должно быть, они-то привели за собой и

божеское мщение. От незаплаченного жолнера едва ли не в большей опасности была

Речь Посполитая, нежели от самого неприятеля. То м.'.и с и л с т i е кт роми его

ми'лги'тп и трѵлг.и пппов коммпссаоов (' '; гу.т ци.:

и удо-,""Т'г:гг йг~з) гс? это

усигс.коплп*.

.

155

Сознаваясь в государственной несостоятельности своей, правительство ставило

вольному Шляхетскому Народу на вид, что ему предстоит борьба не с далеко

находящимся неприятелем, а е таким, который пребывает в границах государства и

может наступить недели через две. Оно умоляло своих граждан не делать больше так,

как на прошлом сейме, что некоторые воеводства не согласились на налоги, а другие,

еогласясь, не представили ихъ".

В это время Потоцкий сообщил королю свой взгляд на политику Хмельницкого, и

король разослал дополнение инструкции, в котором вопиял к шляхте:

„Пришли к нам обстоятельные и несомненные известия о непрестанных кознях

завзятого и заклятого врага Речи Посполитой. Извещаем о них всех писанием нашим.

Заключенная Хмельницким дружба с Татарами так нерасторжима, что не только

совещаются между собой весьма интимно и с великою тайною, но и мановения друг

друга взаимно исполняют. Речь Посполитая уже претерпела от этого много

непоправимого вреда (irreparabili damno); но вот новое доказательство (их козней).

Распустив слух, будто хочет идти на Москву, Хмельницкий, под предлогом непрочного

мира, бросился на доброжелательного Речи Посполитой волошского господаря, с

намерением свергнуть его с престола, а потом, подавив и других соседей своею силою

и окружив нас со всех сторон, довести Речь Посполитую до последней пагубы (in

ultimum extreminium). Легко привел бы он в исполнение свои злостные замыслы, когда

бы Татары, взявши добрый окуп от волошского господаря и нахватав множество ясыру

(opima praeda oblowiwszy si§), не вернулись в свои жилища. Вслед за этим скоплением

козацкого войска, и взбунтованная им чернь начала неистовствовать (furere coepit), и

несколько десятков шляхетских домов, которые, обеспечась миром, возвратились в

свои жилища, истребила с женщинами и детьми, Не высидела бы в обозе горсть

нашего войска, на которое он покушался (na ktore si§ оп kaszat), и наверное не

выдержала бы такой силы, когда бы Татары, с таким изобильным (obfitym) полоном, не

повредили его замысламъ".

Этими словами инструкция снимала с короля ответственность за повеление „не