Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

обгонять чужого проса".

„Но предательский во всех поступках неприятель, не довольствуясь одной этой

нерасторжимой лигой, ищет все новых и новых способов к увеличению силы своей (ad

augendam potentiam suam) на угнетение Республики. Огдался под протекцию Турецкаго

156

.

цесаря, и сам хвалился этим (cum suo applausu), приняв турецких послов при наших

послах, а там держит своих резидентов для взаимных сношений (ad communicata

consilia). Но еще и в том не меньшее доказательство его предательских замыслов, что,

по выходе Татар из Волошины, сам опять напал на волошского господаря, и оружием

принудил обещать свою дочь за его сына. Если это придет в исполнение, то каждый

легко может судить, какие опасности угрожают Речи Посполитий. Прибавим еще то,

что недавно татарский хан послал в Швецию своих послов, которые проехали чрез

наше государство, а с чем ехали, не хотели сказать; но не можем иначе думать, как так,

что—для возбуждения Шведов против Речи 11 осполитой но внушению Хмельницкого,

дабы тем удобнее напасть на развлеченную таким образом со всех сторон от разных

неприятелей Республику, и потом придавать. Из всего этого следует, что к весне

надобно ждать неизбежной козацкой войны".

Изобразив грозное положение дел, дополнительная инструкция отклоняла

посполптое рушение по вытекающим из него неудобствам (incommoditates г niego sami

to uwrizyc шоиесие), u предпочитала составить регулярное войско в количестве,

достаточном для отражения неприятеля.

Глава XXV.

Польша перестает быть государством светским.—Партизанская' война в начале

весны 1651 года.—Неудачные покушения Козаков на Подольский Каменецъ

Между тем как Польша была поставлена правительственным сообщением в

известность о грозе, облегавшей её горизонт со всех сторон, Николай Потоцкий донес

королю* из Каменца, что Хмельницкий в Подольском воеводстве, за козацкой линией,

записал не малое число селян в козаки, по мнению Потоцкого, для того, чтобы

возбудить приверженность к себе в черни (concitandae plebis gratia) в видах

предстоящего нашествия на панов.

Войско было сведено с ноля 2!) октября, но его так трудно было разместить по

зимним квартирам, что Потоцкий, по его словам, предпочел бы дать несколько битв.

Край был разорен; везде голод и дороговизна, а жолнерам нечем было уплатить жолду.

Часть войска расположил Потоцкий вдали от козацкой линии, в близких в увраинным

воеводствах, а верхния воеводства откупились от постоя платою.

Но в это самое время кто-то писал к кому-то из Бара о козацвих замыслах, то есть о

ходячих в народе толках, страхах и ужасах. Была де у Хмельницкого рада, на которой

козаки совещались: не оторваться ли им совсем от Польши? и что делать, если панское

войско не уйдет в Польшу? Было де решено выдержать и вытерпеть всю зиму, а весной

выступить вместе с Татарами и Ляхами потужно в Московщину и, доведя Ляхов до

московской границы, взять их между себя (wzhjsc mi?dzy si§), да и вырезать до ноги,

так чтобы не ушел ниодин Лях (aby i jednego Laelia nogi nie upuscic), а потом запустить

глубоко в Польшу Татар. „Когда же после Татаръ" (говорили козаки) „добьем Ляхов

(wybiwszy te Lachy ро Tatarach), тогда уже наша земля счистшпся, и мы будем пановать

в мире".—„Но Господь Богъ" (утешать себя

158

,

писавший), „может быть, скорее счистит их моровым поветрием: уже они там

страшно валятся, и лежат, как дрова, на Подеестрии около Шаргорода и далее к

Брацлаву. Но мужики наши твердят, что у них что-то злое на уме: ибо наказано имъ—

через две недели иметь в готовности лошадей и сухари. Хмельницкий еще в Брацлаве,

а Татары стоят всюду около Странъ

Между тем козацкие послы прибыли в Варшаву, но современной переписке, „в

одной своре с татарскими", а литовский канцлер заметил в дневнике, что они даже

заняли общую квартиру.

Татары (говорит корреспондент), в качестве посредников и прокураторов, находили

Хмельницкого (точно наши историки) вовсе невиновным в том, что он ходил в

Волощину. Не согрешил он, по татарскому воззрению, и тем, что такое множество

шляхты перебито; что посылал к турецкому султану послов и отдался ему в

подданство. Татары настаивали на исполнении со стороны панов Зборовского договора.

А козаки приехали свидетельствовать свое верноподданство (продолжает

корреспондент), на все же укоры отвечали отрицанием и незнанием. Все дело было

отложено до сейма.

Но мы прочтем так названные покорные petila Хмельницкого.

Уверяя короля, „Божия помазанника",, в своем верноподданстве, Хмельницкий

писал: „Посылаем наших послов только через эти petita, потому что мы, яко простаки,

не умеем ходатайствовать изустно (domowic sie nie inozemy). Мы просим о том, что

наилучше утвердило бы мир. Пускай этим не оскорбляется маестаг вашей королевской

милости и освещенный еенагь.

„Самый прочный и вечный мир всей Речи Посиолитой в панстве вашей королевской

милости был бы тогда, когда бы был утвержден присягою их милостей ксендза

архиепископа гнезненского, ксендза архиепископа Львовского, ксендза бнекупа

краковского, его милости пана Лянцкоронского, воеводы брацлавского, и его малости

подканцлера коронного (Иеронима Радзеёвского), а в залог просим нам дать: князя его

милость Вишневецкого, когорый не желает замешательства и милостиво (laskawie), с

давнишних времен обходится с Запорожским Войском и с подданными, его милость

пана хорунжого коронного, который, прибыв на свои староства, привез намъ'

стародавния привилегии на Чигирнн, чтобы здегь резидовать; . его милость старосту

белоцерковского (князя Любомцрского); его милость панН обознайо коронного

(Калиновскаго—-сына), которые на своих маетностях резидуют, и пускай благоволят

охранять мир бей. единой хоругви войска, а равно без великих дворов и асси-

159

стенций, да просим, чтоб они, будучи заложниками, обходились хорошо с нами*.

Никогда еще волки не предлагали пастухам более наглого договора. Никогда козаки

не думали так презрительно о здравом уме панов,—и они были правы. Перед

изумляющимся потомством тех и других лежит письмо величайшего мудреца и глупца

в панской республике, величайшего патриота и губителя панской среды своей, Адама

Свентольдовича Илиселя из Брусилова, от 26 октября 1650 года.

Кисель, назначенный на прошлом сейме, по его словам, „стражем мира*, советовал

королю, чтобы Речь Посполитая ждала брущато сейма спокойно, для того, чтобы,

взвесивши свои и неприятельские силы, могла решить, чего ей держаться, и чтб

замышляют в Крыму, и как у Турок трактуют о волотскож опустошении, и чтб затевают

внутри (interne machinatur). Доказав ясно, как день, свою химеру, панский Нестор и