Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 3)

умышленной мешкотности и боязни).

Частное уведомление из-под Берестечка, от 8 июля, говорит чго еще в среду

вечером пан Балабан, с отрядом в 200 человек, отбивая у Козаков пашу за речкою,

узнал, что осажденные начали уходить из табора по нескольку сот человек, под

предлогом паши и добывания дров. Но его донесение не вызвало никаких

предупредительных мер в панском лагере.

Наконец, под вечер 8 июля (но известию очевидца) передался панам молодцеватый

(Iiozy) козак, и объявил, что в таборе готовят переправу через болотистое озеро, грузя

хворост, возы, наметы, кожухи, кобеияиш, и хотят бежать; что возов оставляют для

ретирады только по два на сотню, а съестное вьючат на лошадей. II это донесение

пустили иаиы мимо ушей, несмотря на то, что голод у них одолевал пехоту, что

конница отбывала вместо неё стражу, и даже лошадьми (по выражению писавшего)

колыхал ветер (и копие и nas wialr powievva).

Когда таким образом ни представители козацкой, ни представители панской

республики не знали, па чтб решиться и что делать, неожиданное стечение

обстоятельств привело тех и других в новое движение.

Посланные козакам условия помилования произвели в их таборе полное

расстройство и внутренний раздор. Козаки помнили такие случаи, как порывы

паливайцев к бегству лободишцев, как бегство самого Кремпского от солоницких

недобитков,—такие случаи, как стоянье рсестровиков против Тарасова ополчения йод

Переяславом,—как предательское отступление козацкого комонника йод Кумейками и

позорное бегство Остряпицы к московскому рубежу из-под Сулы. Даже и теперь

перебегали от них в панский лагерь их руководители шляхтичи, а чигирииский

полковник, Крыса, сделался даже панским советником на их пагубу. Зная и видя все

это, козацкая чернь имела полное основание ожидать всего от людей, которые

завлекали ее в свой опасный промысел обманом, понуждали к битвам посредством

Орды и загребали жар их руками. Старшине своей доверяли козаки и чернь еще

меньше, нежели шляхта—своим панам. Не подписавший общей петиции Джед-

.

255

жалла вчера еще был в их глазах наместником Батька Богдана; сегодня он сделался

у них зрадником и недоляшком. Сам Батько Богдан с его сыном и Внговским, эта

троица козацкого поклонепия, обвинены ими всенародно в том, что сбили их с пути,

как овец, и Запорожское Войско торжественно вызывалось искать их даже в Крыму для

выдачи Ляхам... Чтоб успокоить Козаков и чернь, Джаджалла предлагал ей выдать

королю старшину, в том числе и самого его, искупить этим общие грехи, и спасти от

истреблепия войско. Но чернь истолковывала такое самопожертвование коварством.

Она состояла из таких же единиц, как и оя старшина: состояла из людей, готовых на

всевозможное предательство,—из питомцев одной и той же козатчины. Напрасно

вызывался Джеджалла отдаться первым в руки победителей: этим он делался, в сл

глазах, последователем Крысы и псребежчиков-шляхтичей. „Геть зрадника! геть

папського пидлизу"! завопила черпецкая рада, и Джеджалла, с тайною радостью,

положил Богданову булаву перед преславным Запорожским Войском.

Еслибы козаки „стини в ради, як мали дити", по выражению кобзарской думы;

еслиб они вверились Джеджалле, как самому Хмельницкому,—200.000 бойцов за

козацкия вольности были бы целы, и, бежав ночью хотя бы даже без оружия, скоро

явились бы е киями на плечах, перед милостивыми панами, чтоб отнять у них свое

оружие, подобно тому, как помилованные под Пятком, деды их явились под Черкасами,

или пощаженные в Медвежьих Лозах, их отцы собрались в мятежные купы под

Переяславом, и т. д. Что касается козацких вождей, то паны больше восхищались их

дикими доблестями, нежели злились па их злодейства, как это мы видим и па

современных нам польских историках. По своей природной, почти женской

доверчивости, опи били готовы поверить козацким клятвам в десятый раз, и, без

сомпепия, в десятый раз были бы обмапуты.

Но, к счастью человечества, козацкая орда губила сама себя, как татарская. В

настоящем случае, гибели её способствовало греческое духовенство, так точно, как это

делало относительно шляхты духовенство латипское. Купленный окровавленным

золотом агент восточного патриарха, коринфский митрополит, противодействовал

всячески договорам с „врагами Божиими, держащими кривую веру". Слуги его, попы и

монахи, бегали по всему табору и пугали чернь такою поголовною резпею, какую

сочинил, или доверчиво записал велебный автор Львовской Летописи. Они убеждали

дождаться Хмель-

256

ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬПШ.

ницкого и во всем поступать согласно его воле. Но их присутствие в козацком

таборе, дотоле небывалое и потом неповторившееся, еще больше смущало умьг

суеверною приметою о поповском оке. В смущении своем, козаки забывали о фортелях,

которыми был окружен их табор, и обо всех своих преимуществах перед панами.

Хмельницкий нагромоздил под Берестечком столько возов со всяческими запасами, что

козаки целый месяц, даже два и три месяца, могли бы с своих окопов отпускать панам

такия пушки в качестве осажденных, какими угощали их йод Збаражем в качестве

осаждающих. Будь они только умереннее в своей подозрительности к старшине; будь

старшина только меньше напугана расправой черни за боевые неудачи; не прииди

только .Вешняк с подобными ему вольнодумцами к убеждению, что и попы, и ксендзы

в сущности одно и то же,—Хмельницкий наверное поспешил бы к осажденным под

Берестсчком не так медленно, как спешил Ян Казимир к Збаражу, и тогда бы свет

увидел и в Польше, и в Литве резню пожесточе кривоносовской в Полонпом. НО судьба

лишила малорусскую историографию новых восторгов, и еще однажды дала Полякам

(хотя, правду сказать, папраспо) время образумиться.

На место Джсджалли, козацкая чернь провозгласила своим гетманом Богуна. Это

был ученик той школы, которая воспитала незабвенного по своему дикому гению

Дмитрия Гупю. Он унаследовал и боевые способности Гупи, и его искусство

ретироваться.

Держа в руках Богданову булаву, и пе подвергаясь, как Джеджалла, общему

замечанию: „до булавы треба головы Богуп повелел козакам и черни день и ночь

сыпать три гребни через болотистое озеро, с тем чтобы почыо с понедельника па

вторник переправить весь табор па другую сторону речки. Потому ли, что не было

времени взгопять сваи и возить землю, или ради самой таинственности работы, па

постройку гребень употребляли возы, оставляя только по два па сотню, грузили седла,

наметы, катрягп, • упряжь и даже кожухи. Высоко стоял Богуп во мнении Козаков и