Георгий Березко - Ночь полководца

"Как я ударю сейчас по немцам!.. Как я ударю!.." - подумал Рябинин, словно разгоряченный молодой лейтенант.

- Мы еще встретимся в твоих Царовцах, Никитин... - продолжал он. - Мы еще увидимся в Берлине. А кого не досчитаемся - помянем добрым словом.

- До свиданья, товарищ командующий... Спасибо вам, - серьезно сказал солдат.

"Служу Советскому Союзу!.." - едва не ответил красноармейцу командарм.

10

Телефонная связь с армией была быстро налажена. Начальник штаба, вызванный к аппарату, доложил командующему, что атака, ожидавшаяся им, отменена. Дамба на Лопати была повреждена бомбежкой, и река, вздувшаяся от недавних ливней, затопила позиции правого фланга армии. Командующий, расспросив о подробностях, мог лишь подтвердить приказ, отданный в его отсутствие... Минуту он молча, неподвижно лежал, глядя в потолок, жуя тонкими губами. Потом приказал соединить себя с членом военного совета Уманцем. Пока того разыскивали по телефону, Рябинин тщательно отметил на карте участки фронта, оказавшиеся под водой. Адъютанту он поручил вызвать к себе полковника Богданова и Семененко - командиров дивизий.

Вскоре и бойцам в медсанбате стало известно о несчастье, постигшем армию. Раненые, прибывшие с передовой, рассказывали, что вода заливает их окопы. Говорили даже, что какие-то подразделения отрезаны от своих тылов, что связь между частями порвана, что где-то потонула артиллерия. И если не всему следовало верить, было очевидно, что неожиданная катастрофа делает невозможным дальнейшее наступление.

- Середь реки осетра не ухватишь... - заметил пожилой, седоватый солдат, раненный в руку.

Он недавно проснулся и сидел теперь на своем ложе; соломинки торчали в его всклокоченных волосах.

- На оборону переходить надо... Как же иначе... - серьезно сказав Никитин, и все согласились с ним.

Словно уговорившись, бойцы не вспоминали больше о полных надежды обещаниях командарма. И по неловкости, которую испытывал Уланов, думая о них сейчас, он понял, что это же чувство удерживало его товарищей. Люди задумывались, отмалчивались или произносили что-нибудь вроде: "Да, так-то вот... Бывает..."

- Коля! - окликнул кто-то Уланова. Он обернулся и в двух шагах от себя увидел высокую фигуру в мокрой плащ-палатке с откинутым на спину капюшоном.

- Что делаешь тут? Раненый, что ли? - спросил Рябышев, улыбаясь.

- Ты?! - крикнул Николай, и хотя он не только не был близок с Рябышевым, но почти не замечал этого боязливого, туповатого, казалось, солдата, сейчас он очень обрадовался.

- Как наши? Да отвечай же... - торопил Николай.

- Достается нашим... Там такое делается! - Рябышев говорил громко, уверенно, как человек, избегнувший, не в пример другим, смертельной опасности. Это поднимало его в собственных глазах над теми, кому не удалось уйти вместе с ним.

- Двоеглазов жив? - спросил Николай.

- Был живой...

- Колечкин? Кулагин?

- Живые... Быкова убило...

Перебирая по фамилиям бойцов своего взвода, судьбу которых он едва не разделил, Николай почувствовал, что он действительно теперь крепко связан с ними.

- Ну, а где вы теперь? Как вообще положение? - спросил ом.

- Пропадаем, - уверенно ответил Рябышев.

Свернув козью ножку и прикурив, он обстоятельно рассказал, как роте удалось ворваться в окопы первой неприятельской линии. Всю ночь шел близкий огневой бой - немцы нажимали, стремясь выбить атакующих из своего расположения. Утром наступило относительное затишье, и ему, Рябышеву, поручили доставить в тыл раненых. Но добирался он сюда с большим трудом, так как дорог больше не было.

- ...На пупе сидим - кругом вода, а спереди фрицы... - закончил он и, поплевав на пальцы, погасил окурок.

- А у меня, понимаешь, опять с ногой несчастье... В госпиталь посылают... - сказал Николай, предупреждая упрек в том, что находится здесь, а не вместе со всеми.

- Подвезло тебе, прямо скажу, - заметил Рябышев.

- Ну, какое там подвезло! - недовольно сказал Николай.

- Кто там остался - никуда не уйдет... - проговорил солдат с наивным хвастовством счастливца, и Уланов, смутившись, промолчал.

- Горбунова, старшего лейтенанта, не встречал тут? - осведомился Рябышев. - Повидать приказано...

- Повидать? Вот уж не знаю... - Николай нерешительно посмотрел на двери в палату.

- Помер? - спросил Рябышев.

- Нет еще... Погоди, я посмотрю.

Николай направился было к дверям, но они раскрылись перед ним: Маша и другая сестра вывели под руки в коридор бойца с забинтованными глазами. Полная девушка побежала к выходу, а Маша осталась, поддерживая раненого. Он стоял, напряженно вытянувшись, откинув назад белый марлевый шар своей головы.

Уланов шагнул к Маше и замялся.

- Ну? - спросила девушка, и Николай с ужасом почувствовал, что его губы растягиваются в неуместную улыбку.

- Вот тут... к старшему лейтенанту пришли, - пробормотал он, краснея.

Рябышев выступил вперед. С интересом поглядывая на необычного раненого, он пояснил, что комиссар батальона приказал оправиться о здоровье командира.

Маша отрицательно покачала головой.

- Тебя кто прислал? - переспросила она, помолчав.

- Лукин, старший политрук... Теперь он за Горбунова.

- Лукин! - сказала девушка, и лицо ее смягчилось. - Комбат вспомнил о нем... Обожди тут, пока я освобожусь... Я напишу комиссару.

- Дай ему, сестрица, креслице... Пусть посидит герой... - громко сказав рябой сержант.

Полулежа, привалившись к стене здоровым плечом, он пристально смотрел на Рябышева.

- Чего ты? - спросил Никитин.

- Он знает, чего... - Черные глаза сержанта блестели в полутьме коридора. - Он тебе сам объяснит.

Рябышев, опешив, воззрился на обидчика. Тот оглядывал его с каким-то насмешливым бешенством.

- Тише, - сказала Маша.

- А я тихо, сестрица... Пускай сам расскажет, как старший лейтенант его уговаривал: "Вставай, мать твою... вставай!"

- Не ругайтесь... - сказала девушка.

- Простите, сестрица, я около комбата был, на моих глазах его срезало... Через симулянта... Влипнул в грязь. "Убитый я..." - говорит, а старший лейтенант его поднимает... Ну, не поднял, конечно. - Сержант усмехнулся, оскалив белые зубы.

- Что цепляешься? - недоуменно проговорил Рябышев.

Он плохо помнил, как все происходило в первые часы атаки. Но ему хотелось уже уйти отсюда, и он тоскливо посматривал вокруг.

- Здоровье узнать пришел... Иуда! - сержант с особенным удовольствием выговорил последнее слово.

Маша не шевельнулась, прижав руку к груди, устремив на Рябышева синие, потемневшие, прекрасные глаза, Голикова, только что вернувшаяся, укоризненно смотрела на оробевшего бойца.

- Приказано было мне... повидать командира, - попытался оправдаться он, попятившись под взглядом многих людей и упершись в стену.

В смутных воспоминаниях Рябышева появилось уже нечто заставившее его встревожиться.