Георгий Березко - Ночь полководца

Генерал пошевелился на носилках, и сестра бросилась к нему, чтобы помочь.

- Не надо... Ничего... - сказал Рябинин.

Его охватило тревожное сомнение, словно ему показалась слишком дорогой цена не достигнутого еще успеха. Сражение, спланированное им в тишине штаба, стало судьбой многих людей, едва лишь прогремели первые выстрелы. И если в тактических расчетах командарм оперировал преимущественно такими величинами, как количество активных штыков, огневая мощь, техническая оснащенность, - то в минуты, когда он встречался со своими активными штыками, они превращались в его живых спутников. Понимая их лучше, казалось ему, чем кто-либо другой, он почувствовал неотчетливое желание уйти от десятков глаз, в которых прочитал недоумение.

"Я, наверное, ослабел... - подумал он. - Как некстати, что я ранен!.."

И Рябинину захотелось утешить своих солдат... Он не мог обсуждать с ними сейчас оперативную схему боя, но его люди нуждались хотя бы в слове уверенности и надежды.

- Что же, друзья, не одолели вы немца? - начал он.

- Никак нет, товарищ генерал-лейтенант, - подтвердил Никитин.

- Почему же так получилось? Как думаешь?

Солдат ответил не сразу, видимо подыскивая подходящее выражение.

- Если по правде разрешите? - спросил он, понизив голос, поглаживая раненую ногу.

- А как же, только по правде, - сказал командующий.

Никитин оглянулся на товарищей, ища поддержки, потом твердо проговорил:

- Прежде времени подняли нас, так я считаю.

- Почему же прежде времени? - расспрашивал Рябинин.

- Подготовки полной не было... А без подготовки, сами понимаете, далеко не пройдешь... Артиллерии нашей мы почти что не слышали...

- Поиграла раз-другой... и вся музыка, - громко сказал рябой сержант.

- А у фрицев - техника... Гвоздит и гвоздит... Обидно, товарищ генерал-лейтенант! - звонким голосом заявил смуглолицый паренек с носилок, стоявших неподалеку.

- В отношении погоды еще учитывать надо... - заметил Никитин. - Весна время тяжелое...

- Верно!.. Такая грязь! - закричал молоденький, миловидный солдат в дверях.

Бойцы осмелели и высказывались теперь один за другим с непринужденной прямотой. Командующий находился в одинаковом с ними положении, и это уравнивало собеседников.

- Не сидится молодежи в обороне... Вот раньше срока и повели нас... Без высшего приказа, так я думаю... - заключил Никитин и бережно перенес ногу на прежнее место.

Генерал подозрительно посмотрел на солдата, не поняв, что, собственно, скрывалось за его последними словами. Деликатное намерение снять с него, командарма, ответственность за опустошительный неуспех удивило Рябинина.

- Нет, друзья, не так дело обстоит, - проговорил он. - Все вы честно выполнили мой приказ... И не ваша вина, что немец еще держится в своих окопах... Не долго ему осталось там сидеть... Кровь свою вы пролили не даром...

Кто-то из раненых громко застонал, и все обернулись к нему. Потом снова обратили свои лица к генералу. Было слышно дыхание многих людей - частое, прерывистое либо трудное, хриплое...

Синеглазая девушка, дежурившая около умиравшего комбата, обтерла ваткой его губы.

- Бой еще не кончен, друзья, - громко продолжал командарм, держась за брусья носилок, стараясь сидеть прямо, - поэтому не надо спешить с выводами...

Раненые напряженно слушали, но по их лицам - отчужденным или испытующим - командарм понял, что бойцы ему не верят. Он говорил еще некоторое время о том, что путь к победе не легок, что, желая выиграть в решающем пункте, приходится иной раз отступать, сворачивать в сторону, - но никого, казалось, не разубедил... Когда генерал кончил, сержант с тронутым оспой лицом усмехнулся.

- Что было - видели, что будет - увидим, - сказал он.

Особое, трудное сочувствие, что испытывал Рябинин к бойцам, выполнявшим его приказ, становилось тем сильнее, чем упорнее они противились утешению. И командарм подумал, что только успех, быстрый и шумный, может вернуть ему поколебленное, если не утраченное, доверие людей. "Ну что ж, они еще услышат в победе, еще порадуются..." - успокаивал он себя.

Он снял очки, чтобы протереть их; его морщинистое лицо с замигавшими близорукими глазами, с поджатым ртом выглядело очень старым и расстроенным.

- Товарищ командующий, нам бы полечиться немного, а потом мы со всей охотой... - почему-то просительно проговорил Никитин.

- Это точно, - сказал сержант. - Подремонтироваться надо...

- Вы не сомневайтесь, мы всем сердцем... - Никитин в замешательстве погладил свою гладкую, восковую лысину. - И то сказать: не фрицы на нас, мы на них по такой погоде полезли. Это же силу свою знать надо, чтобы против климата идти.

- Обратно, артиллерии еще не хватает на всех... Мы понимаем... медленно, неразборчиво промычал солдат с забинтованными глазами.

"Кажется, они меня утешают... - подумал командарм. - Они меня утешают!" - изумился он, и жаркое, сильное волнение сжало его горло.

- Куда же вас поранило, товарищ командующий? - сочувственно спросил Никитин.

- В ногу попало, - тихо ответил генерал.

Он ощущал легкий озноб, лицо его приобрело желтоватый оттенок.

- И меня в ногу... Ну, это ничего... Это не опасно, - сказал Никитин.

- Скоро встанете, товарищ командующий, - сверкнув цыганскими глазами, пообещал сержант.

- Когда глубокое повреждение бывает, приходится пострадать. - Низкий голос Никитина гудел неторопливо и ровно. - А в ногу или в руку - заживает легко...

- Для здоровья нога ничего не значит! - выкрикнул паренек со смуглым лицом. - Вот если в сердце - это плохо... - Он покачал круглой головой, отливавшей на макушке стриженым шелковым волосом.

- Ты из каких мест, Никитин? - спросил генерал, и в голосе его зазвучала признательность.

"Вот они, мои солдаты!.. Моя пехота!.." - горделиво пронеслось в его мыслях.

- Слуцкого района, деревня Царовцы... - ответил боец.

- Белорусе?

- Так точно... Мне еще топать и топать, чтоб до своего района дойти... Мне без ноги никак невозможно, - пошутил Никитин. Русые усы его приподнялись в улыбка, открыв белые редкие зубы.

Люди, скучившиеся в дверях, расступились, и командир медсанбата, оправляя на ходу свой халат, торопливо вошел в комнату. Врач доложил, что помещение во дворе очищено, и командующий начал прощаться. Его охватило такое нетерпение при мысли, что он начнет сейчас бой, как будто это была первая атака, которой он командовал.

- До свидания, друзья! Желаю вам скорого выздоровления, - проговорил Рябинин, когда санитары подняли его носилки.

- И вам, товарищ командующий!.. Счастливо!..

- Поправляйтесь скорее.

- Повоюем еще вместе... - ответило сразу много голосов.

Генералу хотелось сказать что-то еще своим солдатам, которых он так хорошо, думалось ему, знал и на которых все же, видимо, недостаточно полагался... Ибо не из одного великодушия, как понял теперь Рябинин, проистекало это удивительное намерение ободрить раненого генерала... Но точно так же, как он был заинтересован в крепости духа бойцов, так и они нуждались в его командирской уверенности. Война эта была их войной, и не они служили у своего полководца, а он служил им...