Леонид Борисов - Жюль Верн

- Страдаешь?

-Теперь нет, Барнаво.

- Плохо спишь?

- Я не люблю спать, Барнаво.

- Есть хочешь?

- Сейчас не хочу, только что пообедал.

-Так.. . А не тянет тебя сочинить что-нибудь в рифму?

- Нет, не тянет. Мне хочется написать пьесу. Я задумал сюжет комедии. Мне, как ты знаешь, недостает Скриба.

- Зачем тебе Скриб, когда есть целых два Дюма! Это надо обдумать, мой мальчик. Писать пьесы может не каждый. Я, например, не умею. Значит, надо познакомиться с Дюма. Кстати, это очень хороший писатель. Я люблю его.

- Я тоже люблю его, Барнаво.

- А Жанну?

- Об этом тяжело и трудно говорить, Барнаво. К ней я не пойду, никогда!

- Ого! И ты это не лжешь?

- Не лгу, Барнаво.

-Ты можешь солгать мне, но избави тебя боже лгать самому себе! Страшнее этого нет ничего на свете. Что касается Дюма, то я тебя познакомлю с ним. Мне это нетрудно.

- Не хвастай, - рассмеялся Жюль. - Ты и в самом деле знаком с Дюма-отцом?

- Не имею чести знать, но хорошо знакомый мне Арпентиньи - друг и отца и сына. Я это устрою, Жюль. Жанна не будет сосать кровь твоего сердца.

-Ты волшебник, Барнаво!

- Я очень люблю тебя, мой мальчик! В следующее же воскресенье ты отправишься в Сен-Жермен во дворец к Дюма. Да, да, у него есть дворец. Во дворце есть полсотни слуг. Отсюда мои связи. Приготовь фрак, перчатки, бутоньерку.

- Как ты это устроишь, Барнаво?

-Ты веришь мне, Жюль?

-Безусловно! Верю и изумляюсь! Недоумеваю и верю! Верю и боюсь!

- Самая настоящая вера, мой мальчик! Когда человек чего-нибудь захочет, он добьется своего. Тем более и тем скорее, когда этот человек носит одежду швейцара. У него и связи, и знакомства, и хорошее настроение.

Месье Арпентиньи знал весь Париж, и он знал всех в Париже. Этот человек был богат, имел собственные дома в Фонтенбло, играл в клубах и много, для шику, проигрывал, писал пьесы, которые пробовали ставить, но после первых двух репетиций раздумывали и обращались к месье с просьбой написать что-нибудь другое. Арпентиньи охотно покровительствовал молодым литераторам, с республиканцами держал себя по-республикански, крайне правых взглядов держался в разговоре с монархистами, подкармливал анархистов - на тот случай, чтобы они вставили его в покое, когда, Возможно, эти молодчики никому покоя не дадут. Пробовал месье заняться политикой, но из этого ничего не получилось: политикой кропотливо занялась буржуазия, и месье брезгливо умыл руки после первой же попытки.

На следующий день после беседы Барнаво с Жюлем в кабачке неподалеку от Сорбонны происходила следующая сцена. Жан Батист, кучер собственного выезда Арпентиньи, сидел за столом, потягивал вино и напевал песенку, поглядывая в окно. Было одиннадцать часов утра. Дядюшка Батист только что отвез своего барина к его родителям. Коляска, запряженная парой превосходных вороных, стояла у дверей кабачка.

- Ваш друг запаздывает, - сказал сидевший за стойкой хозяин. - Вам одному скучно. Не хотите ли, я заведу музыкальный ящик?

- Спасибо, я предпочитаю слушать музыку издали, - отозвался кучер и расправил свои пушистые, густые усы. - Я не тороплюсь. Налейте, хозяин, еще кружку. Кстати, и лошадки отдохнут.

- Насколько я понял, - сказал хозяин, ставя на стол перед Батистом новую кружку вина, - вашему другу придется иметь дело с лошадками, - не так ли?

- После полуночи, - ответил кучер.

-Тем более, - будет и темно и поздно. Я боюсь, что ваш друг устроит какую-нибудь катастрофу и тем подведет вас.

- Возможно, только вряд ли, - сказал кучер. - Услуга за услугу. Я не могу отказать человеку, который спас меня много лет назад. Еще тогда я сказал ему: "Барнаво, я должен отблагодарить тебя; говори, - чего ты от меня хочешь?" Он подумал и ответил: "Пусть твоя благодарность полежит на текущем счету, придет время, и я воспользуюсь процентами". А вчера он пришел ко мне за ними. Он сказал: "Дай мне твою коляску на завтрашний день". - "Что такое? - спросил я. - Ты хочешь вместо меня сесть на козлы?" - "Ты догадлив, - сказал Барнаво. - Именно так, я хочу сесть на козлы и взять в руки хлыст и вожжи. Мы уговорились о..." Мы поняли друг друга. Мой барин едет сегодня в Сен-Жермен к Дюма. Править лошадками будет Барнаво. Он берет свои проценты. Я человек чести, я не могу отказать моему благодетелю.

- А вам известно, как он справляется с лошадками? - спросил хозяин кабачка.

- Барнаво все знает и все умеет. Меня страшит другое, - как бы мой барин не заметил, что вместо меня на козлах сидит кто-то другой. Барин мой перепугается и прогонит меня. Этого я боюсь.

- Боюсь и я за вас, дядюшка Батист. Непонятно, - зачем и для чего понадобилось вашему другу садиться на козлы? Нет ли здесь политического заговора?

- Это меня не касается. Пусть будет политический заговор, давай бог удачи, лишь бы коляска и лошадки не позже десяти утра стояли на месте в конюшне. .. А вот и сам Барнаво! - обрадованно произнес кучер. - Здравствуй, дорогой друг! Садись!

Барнаво снял с головы форменную, в золотых позументах, фуражку, поклонился хозяину, пожал руку кучеру, сел на табурет, молча выпил кружку вина, отер усы и бороду и знаком пригласил друга своего придвинуться ближе.

Разговор велся шепотом. Хозяин тянул свою длинную шею, прикладывал рупором ладонь к уху, но чего-либо связного так и не услыхал. До него доносились отдельные слова, сказанные Барнаво, из них наиболее интригующими были карьера и миллион. Кучер несколько раз произнес одну и ту же фразу: благослови тебя бог и его ангелы.

Дядюшка Батист забрался на свое сиденье, щелкнул бичом и уехал. Барнаво отправился на свое место у подъезда большого здания высших наук. В два часа он увидел Жюля, остановил его и сказал:

- Придешь домой - ложись спать. В двенадцать, иначе говоря в полночь, переоденься, жди меня. Как твои дела?

- Все хорошо, Барнаво, спасибо. Скучно мне...

- Потерпи, будет весело. Фрак и все прочее добыл?

- Добыл, но...

- Не люблю этих "но".

- А я не люблю тех тайн, которые мне не хотят открыть! Кто тебя знает, что ты там придумал! Я опасаюсь неприятностей.

- Кто их боится, с теми они и случаются, мой мальчик. Ничего я не придумал, просто я действую. Для твоей пользы. Ты хочешь познакомиться с Дюма, Скрибом и Шекспиром, - отвечай, хочешь?

- Очень хочу! Только Шекспир давно умер.

- Будешь бояться да раздумывать, умрут и Дюма и Скриб.

- Мне хотелось бы познакомиться с Гюго. Я благоговею перед этим человеком!

- Все в свое время, мой мальчик! Начнем с тех, кого ты только любишь. О Гюго я кое-что слыхал. Сегодня у нас Дюма. Повторяю: в полночь жди меня. Как следует выспись.

Ровно в полночь Жюль надел фрак, черные брюки в полоску, вдел в петлицу бутоньерку из живых цветов, купленную днем в магазине "Дары Ниццы", примерил перчатки - подарок матери - и подошел к зеркалу. Он увидел французского франта средней руки, какие обычно сидят в десятом ряду партера Большой оперы и толпятся в приемных министерств, ожидая того чиновника, который должен говорить с секретарем по поводу заявления о приеме на службу, поданном три месяца назад.