Леонид Борисов - Жюль Верн

-Ты похож на отца, - восхищенно сказал Барнаво, - на своего родного отца, когда ему было столько же, сколько сейчас тебе, а он в ту пору был красив, как его собственный отец, похожий на твоего прадеда. Садись, мой мальчик!

- Куда ты меня повезешь?

- В Сен-Жермен, к Дюма.

- Мой бог! Да кто же меня познакомит с ним? И так поздно! Мы прибудем не раньше часа!

- В час тридцать. Лошадкам нынче досталось. Днем они отвезли в больницу жену нашего сторожа и покатали его ребятишек. С Дюма тебя познакомит Арпентиньи, он уже там, я отвез его. Он сидел с каким-то человеком в очках: они все время болтали, и я узнал кое-что полезное для тебя. Дело в том, что сегодня папаша Дюма празднует выход нового романа и десятое издание "Трех мушкетеров". Прибыли депутации из Англии. Ты приветствуешь Дюма от Нанта.

- Ночью? - рассмеялся Жюль.

- В доме Дюма не спят круглые сутки, а отдыхают в колясках и в гостях у своих родственников. Там, кстати, и высыпаются.

- Но каким же образом этот Арпентиньи познакомит меня с Дюма, если он мою особу и в глаза не видел?

- Вот это меня не касается. Я добываю лестницу, забираться повыше ты должен сам, без посторонней помощи. Ну-с, все готово, оделся? Идем, мои лошадки соскучились. Садись глубже, в середине есть продавленное место. Накрой ноги мехом, - становится холодно. Прими независимый вид. Не вздумай разговаривать со мною по дороге, не то я увлекусь и привезу тебя не туда, куда надо. Разрешите ехать, шевалье де Верн?

- Вперед, мой храбрый д'Артаньян!

- Ого, мы уже вообразили себя Людовиком! Между нами, мой мальчик, Дюма, по-твоему, гений или просто сочинитель?

- Он чудо, Барнаво!

- И я так думаю. Он отнимает сон и заставляет забывать о том, что ты еще не обедал. Не каждый может. Попробуй-ка!

- Попробую; мое все впереди, Барнаво!

- Аминь, сир!

Барнаво щелкнул бичом, лошади пошли шагом. Барнаво щелкнул еще раз. Лошади побежали. Через полтора часа коляска остановилась у подъезда загородного дворца Дюма. Здание было ярко освещено. Много карет и открытых экипажей стояло под аркой и во дворе, просторном, как городская площадь.

- Прибыли, - сказал Барнаво. - Возьми эту визитную карточку и вручи ее лакею. Иди смело. Вообрази, что ты пришел навестить своих родителей.

- Воображу, Барнаво. Спасибо! Мне страшно нравится эта чертовщина!

- Очень рад. Желаю удачи. Но помни, что в шесть утра ты должен покинуть этот дом. Я буду ждать тебя вон у того фонаря, видишь? Я отлично высплюсь за это время.

И вдруг совсем другим голосом, печально проговорил:

- Мой милый мальчик! Если бы ты знал, до чего мне нехорошо и грустно!

.. Еще год, полтора, два, и ты перестаешь быть мальчиком, превратишься в барина, извеетного человека, а я снова стану одиноким, бедным, никому не нужным.., Не забудь меня, Жюль, мой мальчик!

- Барнаво! - прервал Жюль. - Что ты говоришь!

-То, что говорят все старики, мой мальчик. Никогда не забывай о том, что на свете много бедных, задавленных нуждой и страданиями людей! Поднявшись наверх, всегда помни о тех, кто внизу. Может оказаться, что как раз там и.. . Ну, ладно! Иди! Держи себя с достоинством!

Жюль порывисто обнял Барнаво и трижды поцеловал его.

- Спасибо, мой мальчик! - страстно, отечески произнес старик и прижал Жюля к своей груди. - У тебя доброе сердце. Ты будешь счастлив.

Жюль поднялся по мраморным ступенькам широкой лестницы, вошел в квадратный полутемный подъезд; швейцар распахнул перед ним двери. Барнаво сел в коляску, закурил трубочку. Слезы умиления и печали затуманили его взор. Некие героические мечтания Барнаво сбывались. Все идеЧ "; хорошо. Жаль только, что нет в живых месье Турнэ, издателя и редактора "Нантского вестника". ..

- Он получил бы отличный, первосортный материал на целую полосу, пробормотал Барнаво, устраиваясь удобнее в коляске. Было очень холодно.

Глава третья

ПРИЧУДЫ МЕСЬЕ ДЮМА

Мраморные лестницы в цветах и пальмах. Большой любитель и поклонник Востока, Дюма превратил вестибюль и площадки лестницы своего дворца в подобие сказки из "Тысячи и одной ночи". Разбогатевший романист и драматург голову потерял, подсчитывая все свои доходы, - их хватило бы на безбедное существование всех его потомков до скончания веков.

Потомки обступили Дюма и заявили: "Дай!" Дюма нанял секретаря специалиста по потомкам. Работать этому человеку приходилось с утра до позднего вечера; значительно легче было литературному секретарю: за него работал сам Дюма. Привольно жилось лакеям - и тем, что служили в доме на улице Мира, и тем, которые жирели на хозяйских хлебах в загородном дворце. Друзья и благожелатели романиста предупреждали его:

- Богатство - вещь ненадежная, тем более писательское. Сегодня вы можете купить все, что угодно, завтра вы отправитесь обедать к своему соседу по мансарде. Не надо чудить, дорогой Дюма, - не бросайтесь деньгами, поберегите их!

- Какая глупость! - возражал Дюма. - Через два месяца я заканчиваю новый роман, деньги поплывут ко мне! Кроме того, я задумал еще один роман, мне пока что не хватает. . .

- Времени? - О нет! - Документов?

- Пожалуй. Именно. Вы угадали. Я не знаю, как назвать новый роман. Когда я придумаю название, я уже отлично обойдусь без документов. Название поможет сочинить их, а там - поди, проверяй! И кому, скажите по совести, нужны документы? Человеку, лишенному таланта и воображения!

Романы следовали один за другим. В Париже они выходили десятками изданий. Лондон, Лиссабон, Мадрид, Амстердам, Нью-Йорк, Лейпциг, Берлин, Петербург и Вена не успевали переводить творения Дюма. Он и сам точно не знал, сколько у него денег. Месье Арпентиньи советовал нанять специального секретаря, умеющего подсчитывать прибыли, падающие с неба. Дюма отвечал:

- Не будем подсчитывать. Я суеверен. Будем работать и тратить то, что есть.

Он работал утром, днем и вечером. Денежный шторм иногда сменялся устойчивой, теплой погодой мелких гонораров по перерасчетам и позабытым платежам. В такие дни ему служил опытный специалист по финансовым затруднениям, умевший получать и те двадцать франков, о которых Дюма забывал в периоды денежного прилива. Сегодня он праздновал выход нового романа и энное количество переизданий "Трех мушкетеров" во всех странах мира. Специалист по реализации причуд Дюма, Поль Круазе, ранее работавший дрессировщиком попугаев в Марселе, напридумал кучу остроумных номеров, способствующих увеселению гостей. В штате прислуги имелись опытные распознаватели и психологи, на их обязанности лежало размещение посетителей соответственно их желаниям - тайным и явным. Дюма любил посетителей, являвшихся к нему с намерениями тайными. Круазе, наоборот, боялся таких людей и поэтому учредил особую отборочную комиссию, в натренированные руки которой и попал Жюль, едва лишь достиг площадки второго этажа.