Леонид Борисов - Жюль Верн

Иньяр наигрывал бравурные опереточные мотивы. Жюль в изнеможении опустился в кресло.

- Великий Моцарт! - обратился он к своему другу. - Беги в лавку. Купи хлеба, масла, вина. Как можно больше - сколько хочешь. Деньги поищи в своем кошельке.

Жюль ел и писал. Работа доставляла ему такое большое удовольствие, что он встал из-за стола только под утро, когда Иньяр еще крепко спал. Рассказ наполовину был готов.

Через день рассказ был готов окончательно. Жюль переписал его и понес в "Семейный музей". Пьер-Шевалье извинился: "Очень занят, сейчас читать не буду, оставьте, спасибо, зайдите во вторник ровно в три, желаю удачи..."

Ровно в три во вторник Пьер Шевалье сказал Жюлю:

- Написано бойко, занятно, со знанием дела, можно подумать, что рассказ написан ученым. Но какой же вы ученый! Вы сунулись не в свое дело. Нам нужны приключения и еще раз приключения. Наш читатель требует кладоискателей, морских битв и святой материнской любви. С вашим воздухоплавателем ничего не случается. Взгляните на этих господ, курящих трубки. Неужели так-таки ничего нельзя сделать с ними? Эти полоумные люди курят под оболочкой шара! Из трубок летят искры. Сумасшедшие, право, сумасшедшие! ..

Жюль встрепенулся:

- Сумасшедшие?..

Он подумал о чем-то. На лице его проступила едва видная улыбка.

- Спасибо, - сказал он. - Через три дня вы получите рассказ с приключениями. До свидания. Только я ничего не меняю ни в конце ни в начале, - история и география остаются. Можно?

- Физика, математика, медицина - что хотите,- махнул рукой редактор. Только дайте приключения! Придумайте сумасшедшего, и вы получите сто франков.

Сумасшедший уже вошел в сознание Жюля.

- Не боги горшки обжигают, - сказал Жюль Иньяру. - Редактор хочет сумасшедшего - он получит его.

- Представь себе, мой друг, - отозвался Иньяр, - горшки обжигают боги, именно они и никто другой. Тот, кто знает, как сделан горшок.

- А я говорю в том смысле, что рассказ не пострадает оттого, если в корзину воздушного шара я посажу сумасшедшего. Он бежит из больницы, прячется среди мешков с балластом... Гм... Тут что-то не так. А второй воздухоплаватель. .. Как быть с ним? Надо подумать.

- Да, мой друг, - мы пока что приготовляем горшки для обжига. Мы еще слепо слушаемся заказчика. Надо, чтобы они писали под нашу диктовку. Чтобы они плясали под нашу дудку.

-Уходи, Иньяр, ты мне мешаешь обжигать мой горшок, - сказал Жюль. Сядь за рояль и побренчи что-нибудь веселое, - я начинаю прямо с сумасшедшего. Новый рассказ назывался "Путешествие на воздушном шаре". Первые две страницы посвящались истории воздухоплавания, на страницах третьей, четвертой, пятой и шестой читателю преподносились захватывающие приключения воздухоплавателя, потерявшего рассудок под облаками; на седьмой и восьмой страницах Жюль развязал сюжетный узел и закончил рассказ описанием местности, схожей с пейзажем Альп.

Пьеру Шевалье рассказ понравился.

- В субботу вы можете получить...

- Сто франков, - торопливо вставил Жюль. -- Кажется, именно эту цифру вы и хотели назвать, дорогой земляк?

Редактор промолчал. Однако в субботу Жюль получил только восемьдесят франков. Рассказ "Путешествие на воздушном шаре" появился на страницах журнала спустя две недели. Жюль прочел его вслух, и он ему не понравился,-не потому, что сумасшедший был нелеп и даже комичен, но потому, что научная часть рассказа была принесена в жертву традиционно понятой занимательности.

Жюлю уже не нравился и журнал. Видимо, из всех кушаний редактор любил те, которые пожиже и послаще, а цвета розовый и голубой предпочитал всем другим. Он просил Жюля написать еще два-три рассказа "на любовную тему".

-Только поменьше объятий и поцелуев, побольше нежных прикосновений и вздохов! Мой вкус терпит урон от таких рассказов, но наш журнал читают солидные папаши и мамаши, мы обязаны быть нравственными людьми. Напишите о том, как приятна прогулка с любимой, как чисты ее молитвы перед распятием, когда она ложится в постель рядом со своей матерью, которую ей приходится содержать на свой скромный, но вполне достаточный для безбедного существования заработок.

- Вы шутите? - спросил Жюль.

- Шучу я только дома, - ответил редактор. - Через неделю после того, как будет напечатан такой рассказ, мы получим три сотни писем с просьбой дать в журнале портрет автора. Хотите?

- Розовое и голубое? - рассмеялся Жюль.

- Голубое и розовое, - вы угадали. И тут я разрешаю и химию, и физику, и прочую фармакопею. Наворачивайте сколько угодно.

- За семьдесят пять франков?

- Сто! Сто десять! После того как мы дадим ваш портрет, вы будете получать сто двадцать пять франков.

- А как быть с приключениями?

- Приключения должны быть такие, как в библии, земляк! Чистые, неземные, непорочные.

- Возлюбленная героя может вознестись на небо?

- Может. И вернуться обратно. И рассказать о том, что там, наверху.

- Меня и вас убьют за такой рассказ, - совершенно серьезно заметил Жюль.

- Букетами цветов и восхищенными взглядами, земляк,- уточнил редактор.

Пришло письмо из Нанта, от матери. Мадам Верн прочла рассказ сына "с чувством восхищения и радости". Пьер Верн сделал приписку: "Я тоже читал про корабли и сумасшедшего. Я в тревоге, - здоров ли ты, мой дорогой Жюль?"

Глава десятая

ВСЕ ВЕЛИКОЕ ПРОСТО, НО ОНО ДАЕТСЯ БОЛЬШИМ ТРУДОМ

Прочел рассказы Жюля и Барнаво. Старик расплакался, целуя своего мальчика и поздравляя с успехом.

-Теперь о тебе знает весь мир, - сказал он, всхлипывая. - Все читают и говорят: "Ах, как вкусно, ах, как гениально!" Ты молодец! Ты переплюнешь самого Дюма!

- Не преувеличивай, Барнаво, - печально отозвался Жюль. - Я написал чепуху; ты это и сам хорошо понимаешь. Ты просто любишь меня, и тебе кажется...

- Не кажется, а вижу, что ты прославишься на весь мир. Только доживу ли я до этого дня?.. Пока что тебя читают и хвалят. Придет время, когда будут удивляться и завидовать. Да, я люблю тебя, а настоящая любовь - это... это... дай вспомнить... гипербола! Может быть, мы правы только тогда, когда преувеличиваем, мой мальчик. Вот как это сделал я в тот день, когда ты родился. Как хорошо работала в то время моя голова! И за себя и за мадам Ленорман, ха-ха!..

Жюль спрашивал себя: "Что делать дальше! Превратиться в Иньяра от литературы и так этим Иньяром и остаться?" На этот вопрос он отвечал суровыми фактами: "Я уже превратился в Иньяра, - журнал приключений, голой выдумки и плохих рассказов на семейно-бытовые темы широко раскрыл передо мною свои двери и даже обещает портрет на первой странице: "Наш дорогой сотрудник Жюль Верн за рабочим столом"... Сочиняй, пиши, отдайся целиком ремесленной работе, и у тебя будут деньги и известность. Капля точит камень не силой, а... Любому школьнику известно это нехитрое изречение..." Жюль знакомился с биографиями писателей, - его интересовало, в каком именно возрасте человек приобретал положение и известность. Биографии говорили, что прочное материальное положение и известность чаще всего приходили очень поздно - в конце жизни писателя, когда сил оставалось немного, когда фантазия тускнела, а воображение складывало крылья. Попадались такие биографии, в которых известность приходила после смерти. При жизни человека не признавали, он всегда во всем нуждался, у него была большая семья, но он упрямо и бесстрашно шел своим путем, осыпаемый бранью завистников и дураков. Чему же завидовали? Таланту, упрямству, бесстрашию... Типической биографией Жюль считал ту именно, когда популярность росла годами, - писатель заслуживал ее трудом, терпением, выносливостью. ..