Леонид Борисов - Жюль Верн

"Тренируйтесь ежедневно, - сказал как-то раз Гюго. - Все достижимо для того, кто трудится. Труд - самое волшебное, что только есть на свете. Трудом человек преобразует землю".

Жюль трудился. Написанное в пять вечера до самой полуночи казалось Жюлю столь исключительным, таким блестящим, что хотелось крикнуть на весь Париж: "Слушайте! Слушайте! Смотрите, что я сделал! Как можете вы беспечно пить, есть и спать, когда рядом с вами живет гений! Слушайте!" Утром следующего дня Жюль перечитывал написанное и конфузливо вымарывал те именно фразы, которые десять часов назад казались ему гениальными. И уже не хотелось кричать на весь Париж...

- А у тебя как? - спросил он Иньяра.

- Почти так же, с той разницей, что я менее требователен к себе, ответил Иньяр.- Публика - дура, она все слопает и три раза спасибо скажет. Талант она освищет, бездарность наградит венком. Ты счастливее меня, - ты к себе строг. Ты выбрал литературу, а читатель всегда требовательнее зрителя. Публика, любящая оперетку, предпочитает второй сорт. Вот я и даю ей то, чего она хочет. Публика уже испортила меня, - каюсь...

-Ты молод, как и я, - возражал Жюль. - У нас все впереди, нам рано каяться. Мы можем пять лет ошибаться, а потом встать на верную дорогу. Не хорони себя, Аристид, - к собственным похоронам можно привыкнуть. Назови школьника тупицей, и он перестанет заниматься.

- Меня везде и всюду называют тупицей,- с болью произнес Иньяр. - И я примирился с этим. Черт с ними! Тупица? Хорошо, но вы дорого заплатите мне за это! Летом пятьдесят первого года Жюль поставил последнюю точку на седьмом черновике рассказа. Переписка потребовала двух вечеров. Жюль попросил Иньяра послушать.

- "Первые суда Мексиканского флота" - так называется мой рассказ. "Глава первая. Немножко географии". Не знаю, хорошо это или плохо, но меня с детства интересует наука. У меня много карточек по всем видам знания. Итак, начинаю. Ты скажешь правду, Аристид!

Жюль читал полтора часа. Иньяр не прерывал его ни разу.

- Хорошо, - сказал он. - Очень хорошо! Мне очень нравится. Ты нашел что-то новое, уверяю тебя! Я получил большое удовольствие.

-Ты думаешь? - не верилось Жюлю.

- Вижу, а не думаю. Скорее неси эту драгоценность в "Семейный музей"! Сто франков ты уже имеешь. Завтра приступай к новому рассказу.

Жюль пришел в редакцию "Семейного музея" первым, и его немедленно пригласили в кабинет редактора. Пьер Шевалье взял рукопись и стал читать ее бегло и, казалось, невнимательно. Перевертывая страницы, он поглядывал на Жюля, стряхивая пепел сигары на головы героев. Жюль сидел на краешке кресла. Он думал о том, что рассказ, в крайнем случае, можно отдать и за пятьдесят франков. Деньги - статья очень важная, но гораздо важнее увидеть свой рассказ на страницах журнала. Пятьдесят франков - это очень много денег. Тридцать нужно отдать в мясную и хлебную лавки, шесть - стирка белья, три...

-Беру, - сказал Пьер Шевалье.

-Вы думаете? - бледнея от радости, произнес Жюль.

- Наверное знаю! Видите, я пишу: в набор. Рассказ пойдет в следующем номере. Долго писали?

- Месяц, - ответил Жюль. - Думал две недели. Очень много бумаги пошло на черновики.

Редактор поморщился:

-Так нельзя, земляк. Изнурительная работа. Три рассказа в месяц - вот норма. Ну-с, научитесь, привыкнете, а пока поздравляю. Деньги можете получить в субботу.

- Сколько? - Жюль опустил голову, закрыл глаза.

-Как я и говорил, - семьдесят пять франков. Когда принесете новый рассказ? Мне хотелось бы.. . Вот, например, этот воздушный шар, - он указал на картинку, висевшую на стене. - Напишите что-нибудь про этих господ в корзине. Жду. Желаю успеха.

Семьдесят пять франков... Это, конечно, очень хорошо, но разговор шел о ста франках. Пьер Шевалье не так давно назвал именно эту цифру. Почему же он передумал? И даже не извинился... А еще земляк... Пел, как райская птичка, обещал, умасливал, просил. Что поделаешь, придется до поры до времени терпеть, молчать, не ссориться, брать то, что дают. Быть может, наступит время, когда дадут в три раза больше.

Жюль пришел домой, снял с полки свою картотеку, посмотрел, что есть в ней о воздухоплавании. Очень немного, да и то уже весьма устарело, хотя бы только потому, что в таком-то столетии упоминается воздушный шар, еще спустя пятьдесят лет - тот же воздушный шар и спустя сто лет - опять воздушный шар. Различные города, разные фамилии, но суть одна и та же: воздушный шар неизменен.

Жюль отложил карточки и задумался. В сущности, ничего не стоит написать рассказ о приключении с воздушным шаром. Придумать какое-нибудь приключение, связанное с полетом, например нападение орла. Поговорить о природе... Редактор журнала таким именно и представляет себе рассказ, который, несомненно, будет принят, оплачен ("семьдесят пять франков...") и напечатан. Подписчики журнала прочтут рассказ и забудут его через полчаса. Гм... Стоит подумать об этих подписчиках и покупателях. "Семейный музей" читают главным образом подростки - самый благодарный, самый требовательный читатель, независимый и неподкупный. Жюль на себе испытал действие и влияние книг. Если в них описывается путешествие, - самому хочется поездить по белу свету. Если книга изображает доброго, умного, великодушного человека, - самому хочется стать добрее, чище, лучше. Если молодому читателю рассказать о воздухоплавании, а потом дать сведения о географии Альп, то такой рассказ, само собою, превращается в нечто полезное, своевременное, нужное. Кроме того - о, это самое главное, - следует заглянуть в будущее воздухоплавания, - что там? Сегодня воздушный шар, а завтра? Таким образом, рассказ о перелете, скажем, через Альпы превращается в интереснейшую лекцию о науке. Иначе за каким чертом, простите за выражение, висеть раскрашенным картинкам в приемной и кабинете редактора! Только в рассказе будет не пятьсот строк, а больше. "Первые суда Мексиканского флота" испорчены тем, что их в угоду редактору пришлось сокращать. Но ничего, пусть будет пятьсот строк в журнале, - потом можно прибавить, развить, и тогда рассказ увеличится вдвое. Но все непременно должно быть коротким. На следующий день Жюль занял место за длинным полированным столом в читальном зале Национальной библиотеки. Он выписал историю воздухоплавания, и ему дали две книги. Он попросил все, что имелось в библиотеке о природе Альп, и ему дали географический атлас и книгу "Ботаника горных вершин". Он попросил снабдить его хорошей картой Альп, и перед ним оказалась тяжелая и толстая книга атлас Европы.

Ему хотелось есть и пить, но ему не хотелось уходить из читального зала. Он делал выписки, набрасывал план рассказа,.наскоро записывал отдельные сценки, разумно полагая, что связать их в одно целое он сумеет дома. Жюль покинул библиотеку самым последним. Он шагал по улицам Парижа, и ему казалось, что он только что возвратился из фантастического путешествия на воздушном шаре.