Леонид Борисов - Жюль Верн

- Хлеба, масла и сосисок, - закончил Барнаво. - Все знаю, Жюль Верн, все знаю! Когда же вы успели заготовить этот список?

- Пять лет назад, - ответил Жюль.

Он не торопясь шел по улицам Парижа. Походка его изменилась, - он и сам обратил на это внимание, - она стала уверенной; Жюль дышал глубоко и полно; он свысока, но вовсе не пренебрежительно глядел на прохожих - читателей своих, отныне своих читателей! Он заходил в магазины писчебумажных принадлежностей, выбирал самую дорогую бумагу, конверты, тетради и просил прислать на дом вот по этому адресу. "Всего хорошего, будьте здоровы, желаю вам Удачи!" В трех магазинах он накупил столько бумаги, перьев, карандашей и чернил, что ему хватило этого лет на пять. Затем он зашел в магазин цилиндров, шляп и котелков; свою старую желтую шляпу оставил на прилавке, а вышел из магазина в мягкой желтой панаме со шнурком. В ювелирном магазине он купил золотое кольцо; зачем, кому, - и сам не мог понять. "Подарю кому-нибудь, - сказал он себе. - Такое милое колечко, как не купить..." В магазине обуви он только посидел с минуту и ушел. "Ботинки буду заказывать, у меня мозоли, широкая ступня, готовая обувь вредит моему здоровью", сказал он и отправился к Иньяру;

- В шесть вечера прошу пожаловать ко мне на маленькое торжество по случаю выхода моей книги!

От Иньяра он проследовал к Дюма-отцу. Почтенного романиста не оказалось дома. Бывшая квартирная хозяйка, мадам Лярош, дала тысячу уверений в том, что она придет в шесть без пятнадцати. Надар сказал: "Бегу сию минуту!" Кузен Анри Гарсе обещал быть ровно в семь. "Раньше никак не могу, - сказал он. - Надеюсь, вина будет достаточно?" - "Пять литров на человека", ответил Жюль.

Не пригласить ли Жанну?

Он послал ей большой букет белых и красных роз.

Отец и мать... Они далеко, стары, не приедут.

А что же книга?

Книга раскупалась, как хлеб.

Школьники читали ее, как некий учебник географии, в котором для лучшей усвояемости были добавлены приключения. Взрослые, по совету детей, среди дел и забот наскоро пробегали одну-две страницы и уже не могли оторваться, забывая дела и отдыхая от забот.

Из дома в дом летела весть: "Вышла интересная книга, спешите купить ее, вы не раскаетесь, вы не заснете, забудете все на свете и даже почувствуете легкое головокружение после путешествия на воздушном шаре".

Газетные обозреватели и солидные критики вынуждены были очень серьезно отнестись к предложенной им для отзыва книге. Один из них, наиболее откровенный, скромный и честный, на страницах газеты признался, что он ничего не знал об Африке, - всё недосуг было прочесть и узнать, и вот ему преподнесли эту страну, ее климат, животный мир, растения в такой увлекательной форме, что хочется сказать автору: "Большое спасибо, добрый, талантливый Жюль Верн!"

Прошел месяц, и Этцель приступил к подготовке второго издания. В качестве иллюстратора он пригласил Риу, - этот художник давно мечтал о такой именно книге. Она вышла, поступила в продажу; бюро газетных вырезок прислало издателю тридцать печатных отзывов. Жюль перевязывал шелковой тесьмой письма от читателей: белой от женщин, синей от мужчин. Писем от мужчин было больше.

- На завтра к обеду котлет, анчоусов, рыбы, - говорил Жюль Онорине. - Я все еще голоден! Я очень долго думал о читателе и наконец получил право подумать о себе.

Роман Жюля очень скоро перевели в Петербурге на русский язык; роман вышел под названием "Воздушное путешествие через Африку"; книга была издана Головачевым. Михаил Евграфович Салтыков-Шедрин писал о ней в "Современнике": "... Ребенок не встретится здесь ни с благонравным Ваней, ни с обжорливою Соней, ни с лгуном Павлушей, рассказы о которых так тлетворно извращают детский смысл, но сразу увидит себя окруженным здоровой и свежей атмосферой. Он увидит, что автор не обращается к нему, как к низшему организму, для которого требуется особенная манера говорить с картавленьем, пришепетыванием и приседаниями и которому нужны какие-то особенные "маленькие" знания: он поймет, что ему дают настоящие знания, что с ним говорят об настоящем, заправском деле..." Жюль задумывал новый роман. Еще пять - шесть месяцев, и на столе Этцеля должна лежать рукопись размером не менее десяти листов.

- О чем же ты будешь писать? - спросила Онорина. Муж ее задумался. У него было много планов, но сейчас особенно сильно беспокоил один.

- Сен-Клер-Девиль, геолог, с которым я недавно познакомился, - ответил Жюль, - предложил мне идею интереснейшего романа. Он должен называться так: "Путешествие к центру Земли". Мой новый друг сам спускался в кратеры погасших вулканов; Девиль представляет собою готовый образ ученого-мыслителя, не жалеющего жизни своей ради науки...

- Мой бог! - всплеснула руками Онорина. - Ты должен написать этот роман в пять - шесть месяцев! Ты закабалил себя! Ты совершил оплошность!

- Может быть, я переоценил свое здоровье, - спокойно проговорил Жюль. Два романа в году - совсем немного. Этцель ничего не навязывал мне, я добровольно согласился с его предложением давать в год два романа. Зато двадцать тысяч франков, моя дорогая! Этцель нашел меня, он указал мне мою золотую жилу! А я, как тебе известно, умею работать по десять часов в сутки.

- Иногда ты работаешь и двенадцать часов!

- Значит, нет нужды волноваться. На следующей неделе мы отправляемся в Нант, там пробудем до сентября, и как только вернемся, я немедленно сажусь за "Путешествие к центру земли".

Глава двадцатая

"КОЛОДЕЦ И ВЕДРО"

Пьер и Софи Верн состарились. Старшая сестра Жюля вышла замуж и жила в Лондоне, младшая служила в пароходной компании в Гавре. Поль в качестве офицера флота плавал по морям и океанам.

Нант застраивался новыми домами, через Луару был перекинут железнодорожный мост. Мадам Дювернуа сгорбилась и ходила опираясь на палку. Родители Жанны умерли. Мадам Тибо закрыла свою книжную лавочку и открыла парфюмерный магазин, находя это более выгодным делом: все ровесники ее, - а ей исполнилось семьдесят пять лет, - хотели казаться моложе и для этого прибегали к помощи косметики.

Старый адвокат Пьер Верн обнял молодого писателя Жюля Верна и расплакался.

- Ах, Жюль, - сказал он, - все-таки ты...

И не договорил: к нему подвели внука, которым он и занялся, предоставив в его распоряжение свою бороду, очки и цепочку от часов.

- А я пойду по местам моего детства, - сказал Жюль. - Я уже в том возрасте, когда на свое детство смотришь как на самое светлое, что было в жизни...

Места его детства изменились: там, где двадцать пять лет назад росла трава и паслись коровы, сейчас стояли каменные дома, набережную облицевали гранитом и через каждые пять метров поставили чугунную тумбу; от них тянулись тяжелые цепи, на которых раскачивались ребятишки. Молодые деревья в парке стали высокими и пышными. Жюлю показалось, что вдвое уже стала Луара, - все изменилось. вместе с человеком, и то, что в детстве воспринималось как нечто очень большое и широкое, сейчас стало очень маленьким и узеньким. "Лучше ли теперь, чем было раньше?*