Леонид Борисов - Жюль Верн

- Мы должны поздравить нашего великого коллегу, - сказал Буссенго. Напишем ему! Это даже обязательно!

- Вы знаете его адрес? - спросил Гедо.

- Нет, не знаю. Мы напишем так: Россия, Петербург, Академия наук, Дмитрию Менделееву.

Жюль Верн подумал: "Человек не одинок, когда он работает во имя будущего, а это возможно только тогда, когда он имеет в виду интересы современности. В потомстве остается тот, кто потрудился ради своего поколения..."

Глава двадцать четвертая

УТРАТЫ

В начале семидесятого года Этцель предложил Жюлю Верну переиздать его рассказы. Жюль Верн заново отредактировал их, решив открыть книгу рассказом "Блеф", который он начал в каюте "Грейт-Истерн", возвращаясь из Америки.

-Этот рассказ надо поместить в самом конце книги, - сказал Этцель.

- Почему не в начале? - спросил Жюль Верн.

- Содержание рассказа анекдотично, - несколько неуверенно проговорил Этцель. - Что в рассказе? Мошенник Гопкинс сообщает, что в окрестностях города Олбени он нашел глубоко в земле скелет необычайного размера. Гопкинс решает объявить Америку колыбелью человеческого рода, нажить деньги и создать то, что называется бумом. И действительно, американский ученый мир и виртуозно организованная реклама кричат на весь мир об открытии Гопкинса. Земной рай, оказывается, находился в долине Огайо, Адам и Ева, следовательно, были американцами... Так, - не правда ли?

- Все так, как вы говорите. Простите за нескромность: хороший рассказ. Что вы имеете против него?

- Да чепуха получается! Анекдот! Кто поверит, что американцы и в самом деле таковы!

Вместо ответа Жюль Верн протянул Этцелю чикагскую газету:

- Прочтите то, что напечатано на шестой странице. Вот здесь, наверху. Моя фантазия бледнеет перед тем, что пишут о себе янки. Нет, нет, извольте читать! Вслух!

Этцель прочел сперва про себя и уже не мог читать вслух, - раскатистый, истерический хохот душил его, он не мог произнести слова.

- Дайте прочту я,- сквозь смех произнес Жюль Верн.- А вы утверждаете, что я фантазер, выдумщик! Нет, вы должны выслушать! Я начинаю: "Сын Милли Парксин опять видел во сне, что под домом, где он живет, зарыт камень, на котором много лет назад сидели Адам и Ева". Как это вам нравится? - хохоча обратился к Этцелю Жюль Верн. - Сидели Адам и Ева! Черт знает что! Продолжаю! "Милли Парксин заявила в редакции нашей газеты, что она безвозмездно дарит этот камень правительству Соединенных Штатов Америки и за это просит, чтобы ее Боб имел право требовать наказания для учителя той школы, в которой он учится: этот учитель заявил, что человек произошел от обезьяны. Однако толпа, собравшаяся у дома Милли Парксин, потребовала, чтобы камень был немедленно извлечен, и бросилась в подвалы. Через полчаса с помощью самой Парксин был вынесен огромный камень весом не менее двенадцати килограммов, который тут же толпа поделила между собою..."

Этцель схватился за бока и в припадке смеха согнулся в три погибели. Жюль Верн, наоборот, сохранял невозмутимо серьезный вид.

- Вот, друг мой, - сказал он, когда издатель успокоился. - Отдохните немного, а потом я продолжу чтение.

- Еще не все? - воскликнул Этцель?

- Еще не все. Извините мой очень плохой перевод с английского, но, даю слово, он совпадает с подлинником по смыслу и интонации. Я открываю газету на восьмой странице и среди объявлений нахожу следующий перл. Будьте мужественным, хладнокровным человеком, мой друг. Слушайте: "Владелец аптеки № 17 на площади Вашингтона имеет честь довести до сведения своих покупателей, что продажа исторических осколков большого камня, на котором сидели наши прародители Адам и Ева, производится ежедневно с пяти вечера до восьми. Постоянным покупателям и лицам старше восьмидесяти лет скидка двадцать пять процентов. С почтением Джек Сидней..."

- Потрясающе... - только и мог произнести Этцель. - Подождем с изданием вашего рассказа; согласны? Что вы делаете сейчас, над чем трудитесь?

- Пишу, - коротко ответил Жюль Верн. - Работаю, как всегда. Замысел моего нового романа тревожит меня необычайно.

- "Таинственный остров"? - шепотом произнес Этцель. Жюль Верн кивнул головой и погрозил пальцем:

- Никому ни слова, прошу вас! Я суеверен, не люблю болтовни о вещах, которые еще не сделаны.

Весной семидесятого года Наполеон Третий наградил Жюля Верна орденом Почетного Легиона.

- Поздравляю вас, мой дорогой друг! - сказал Этцель.- Почему зы морщитесь? Разве вы не испытываете радости?

- Мне грустно, - ответил Жюль Верн, - что эту радость мне преподносит Наполеон Маленький, человек, которого я презираю. Кстати, мой добрый издатель, - хотели бы вы быть кавалером ордена Дружбы?

- Ордена Дружбы? - изумился Этцель. - Первый раз слышу о таком ордене...

- Такого ордена нет нигде, ни в одном государстве, - сказал Жюль Верн, - но такой орден должен быть. И когда это случится, - человек, награжденный им, станет не хуже, а лучше. Мне кажется, - орден этот должен называться "орденом Друга". Вы ничего не понимаете?

- Ничего не понимаю, - улыбнулся Этцель. - Объясните, я заинтригован.

- Раз в год, - начал Жюль Верн, - каждый большой человек того или иного государства - писатель, художник, путешественник, композитор, актер - подает в особую комиссию просьбу о награждении орденом Друга кого-то из своих друзей. Например, я прошу наградить вас, мой милый Этцель.

- Польщен, - поклонился издатель.-Начинаю кое о чем догадываться.

- Вас награждают орденом. Не знаю точно, как именно он будет выглядеть, но на нем непременно должна быть ласточка! Получив этот орден, вы, естественно, возбуждаете у всех чувство почтения, уважения и даже любви. Всем хочется иметь такой орден с изображением милой, родной всем птицы ласточки. Но получить его не так-то легко, - для этого необходимо, чтобы я любил вас так же сильно, как и вы меня, чтобы наша дружба ничем не была омрачена, чтобы ни я вам, ни вы мне не сделали гадости, подлости. Понимаете?

- Весьма обязывающий орден, - отозвался Этцель. - Но мне кажется, что таким образом очень скоро все люди в некоем государстве будут носить в петлице орден Друга.

-Так оно и должно быть, - улыбнулся Жюль Верн.- В этом сила ордена Друга! Он подобен клятве, честному слову, присяге, верности в любви. Тот, кто носит этот орден, есть, в сущности, Лучший Человек. И меня делает таким же тот, кто верит мне. Я, извините, сделал ошибку, имея в виду только больших людей государства, - вернее, причислив к ним служителей искусства. Право на представление к ордену имеет каждый человек. Гедо может представить Барнаво, Барнаво вас, вы своего Слугу. Орден Друга нравственно связывает людей.

- Вы идеалист, мечтатель, фантазер! - с жаром проговорил Этцель и обнял Жюля Верна. - Все это очень хорошо в теории, в мечтах, но...