Владимир Кудрявцев - Избранные труды [сборник]

Объективное вменение, т. е. вменение лицу фактически наступивших вредных последствий его поведения без умысла или неосторожности с его стороны, чуждо советскому уголовному законодательству.

Действующее уголовное законодательство развивает далее понятие умысла и неосторожности, внеся материальный признак в содержание неосторожности и уточнив предвидение характера общественной опасности не только последствий, но и действий (ст. ст. 8 и 9 Основ).

Позиция советского законодателя, исключавшего объективное вменение и признававшего обе формы вины – умысел и неосторожность, всегда была достаточно последовательной. Иное положение существовало с общим понятием вины. Руководящие начала 1919 г., например, связывали понятие вины с буржуазной концепцией возмездия и потому относились к вине отрицательно. Статья 10 Руководящих начал говорила: «Наказание не есть возмездие за “вину”, не есть искупление вины». УК РСФСР 1922 г., Основные начала 1924 г., УК РСФСР 1926 г. даже не употребляли термина вины и виновности. Однако УПК РСФСР 1922 г. и все последующие издания УПК широко употребляли понятие виновности и производные от него термины «обвинение», «обвиняемый» и т. д., что было предметом постоянных и вместе с тем совершенно необоснованных нападок на УПК со стороны противников института вины.

Впервые понятие вины, точнее виновности, употребляют Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. Статья 3 Основ говорит, что «уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, т. е. умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние».

В советской уголовно-правовой литературе концепции вины имеют свою нелегкую историю [739], в которой можно отметить три основных этапа: 1) в 20-х годах отрицание понятия вины во многом объяснялось влиянием буржуазной социологической школы, в особенности итальянской (Ферри, Гарофало) [740]; 2) в 30-х годах признание вины родовым понятием умысла и неосторожности (впервые такая точка зрения появилась в учебной литературе); 3) в монографической литературе конца 40-х и 50-х годов появляются концепции двойной вины: вина как общее основание уголовной ответственности и вина как родовое понятие умысла и неосторожности [741].

После издания Основ 1958 г., казалось бы, споры в советской теории должны были бы прекратиться. А. А. Герцензон, характеризуя ст. 3 Основ, писал: «Теперь указано прямо в законе, что основанием уголовной ответственности является совершение виновным преступления» [742]. Такая же точка зрения была высказана после издания Основ В. Г. Смирновым [743], Я. М. Брайниным [744]и Н. Д. Дурмановым [745].

Однако в советской литературе дается и иное толкование ст. 3 Основ. Так, Т. Л. Сергеева считает, что в ст. 3 Основ сказано: уголовной ответственности и наказанию подлежит лицо, «виновное в совершении преступления», а не «виновно совершившее преступление» [746].

При таком широком толковании вины не она оказывается элементом преступления, а наоборот, преступление – лишь составная часть вины [747].

Преступление оказывается лишь составной частью вины, потому, как полагает Т. Л. Сергеева, установление преступления в поведении лица еще не предрешает вопроса о конкретной мере наказания за преступление.

Думается, что при таком рассуждении смешиваются основания уголовной ответственности и основания индивидуализации ответственности.

Конечно, можно было бы подумать, если в этом есть практическая необходимость, о более кратком термине, который охватывал бы все четыре группы общих начал индивидуализации наказания, названных в ст. 32 Основ. Однако этим термином никак не может выступать вина, ибо он будет создавать ненужную путаницу в теории и практике. Слово «вина» весьма многозначно [748].

Предложения криминалистов ГДР связывать понятие вины с причинами и условиями преступлений, с характером и степенью общественной опасности различных групп преступлений, а также о критериях степеней вины [749]нашли отражение в УК ГДР 1968 г. В п. 2 § 5 указано «при установлении вида и тяжести вины во внимание принимаются все субъективные и объективные обстоятельства, а равно причины и условия деяния, которые привели лицо к безответственному поведению».

Действующее уголовное законодательство провело дифференциацию преступлений не только по объективным признакам деяний, но и по вине, что заметно ограничило возможность объективного вменения. За редким исключением в одной норме не помещаются умышленные и неосторожные преступления. Умысел уточнен указанием на цель (например, в особо опасных государственных преступлениях), на мотивы совершения преступления введением в ряд статей признака «заведомости». В понятие приготовления к преступлению, покушения на преступление и соучастия включено прямое указание на умышленность этих видов преступной деятельности. Как отмечалось, объем преступлений с двумя последствиями невелик и субъективное отношение к вредным последствиям в них сформулировано достаточно четко. Круг неосторожных преступле ний, в которых всегда наибольшая опасность объективного вменения ущерба, по-прежнему невелик – 15 % к общему числу всех норм о преступлениях, хотя число неосторожных преступлений несколько увеличилось сравнительно с УК РСФСР 1926 г. Н. Д. Дурманов насчитывал в советском уголовном законодательстве до 1948 г. 38 преступлений, которые могут совершаться по неосторожности [750]. В действующем УК РСФСР 1960 г. их 42, причем лишь 10 % из них могут совершаться исключительно по неосторожности. Многие же преступления, главным образом различного рода нарушения специальных правил безопасности, воинских и т. д. могут совершаться как умышленно, так и по неосторожности.

Существенной гарантией того, что объективное вменение не может произойти под видом ответственности за неосторожное преступление, служит конструкция неосторожных преступлений с четкой обрисовкой ущерба. В немногих случаях неосторожные преступления (например, ч. 2 ст. 85, ч. 1 ст. 140, ст. 217 УК РСФСР) наказываются за создание угрозы причинения вреда.

Румынский криминалист Кохане считает, что создание опасности при неосторожности само по себе является достаточным основанием для того, чтобы оправдать законный характер применения наказания [751]. Однако это мнение представляется спорным. По существу оно означает признание наказуемости покушения на неосторожное преступление, неудавшегося соучастия в неосторожном преступлении, ибо во всех этих случаях виновные создают определенную угрозу социалистическим отношениям.

Конечно, в неосторожном создании угрозы социалистическим общественным отношениям содержится известная степень общественной опасности. Нельзя сбрасывать со счетов и того, что случайность, которая предотвратила ущерб при неосторожном поведении лица, не может считаться веским правовым основанием для освобождения его от ответственности. Весь вопрос сводится к тому, так ли велика эта опасность при неосторожном создании угрозы применения вреда, чтобы прибегать к уголовной репрессии, учитывая, что современное социалистическое право всемерно сужает ее применительно к нетяжким преступлениям. Думается, что с учетом возросших воз можностей общественности в исправлении правонарушителей было бы неоправданным расширять число уголовно наказуемых деяний за счет неосторожного создания опасности причинения вреда.