Валентин Ковалев - Крупнейшие уголовные дела XX века в США

Свидетель Р. Оппенгеймер : Нет, во всяком случае не с такой интенсивностью. Я проверил только некоторые качественные проблемы, чтобы убедиться в том, что они мне понятны. Я выполнял очень небольшой объем собственно научной работы и при создании атомной бомбы, после того как возглавил руководство лабораторией в Лос-Аламосе. В основном мне приходилось заниматься организационными функциями.

Следователь Р. Робб : Вы там принимали решения, доктор?

Свидетель Р. Оппенгеймер : В данном случае я бы не сказал, что принимал решения — я за них не отвечал, — но, конечно, содействовал принятию решений, которые, по моему мнению, двинули дело вперед в нужном направлении. У меня не было идей. И при создании атомной бомбы многие идеи принадлежали не мне.

Следователь Р. Робб : В следующем предложении из письма генерала Николса утверждается, что Вы сумели убедить других выдающихся ученых, чтобы они не участвовали в работе над водородной бомбой. Мне кажется, Вы это отрицаете, так ли это?

Свидетель Р. Оппенгеймер : Мне хотелось бы знать, кого же из выдающихся ученых я убедил не работать над бомбой?

В приведенном фрагменте допроса [218] Здесь и далее протокол допроса Р. Оппенгеймера приводится по кн.: Jaszunski Gr. Op. cit. S. 13—120. достаточно отчетливо проявились некоторые характерные черты личности доктора Оппенгеймера. Перед нами человек не вполне последовательный и даже противоречивый в своих убеждениях, не очень стойкий перед лицом испытаний и даже как будто несколько растерявшийся от неожиданного конфликта с властями. Но очевидно и другое. Ученый испытал глубокое нравственное потрясение от сознания своего участия в создании самого ужасного оружия, которое когда-либо знало человечество. Это заставило его пересмотреть свое отношение ко многим вопросам внутренней и международной политики; и если в результате этого он и не стал последовательным борцом за мир и разоружение, то эволюция его взглядов произошла именно в этом направлении.

После допроса Роберта Оппенгеймера комиссия по расследованию его дела заслушала показания бывшего начальника отдела контрразведки Манхэттенского проекта полковника Д. Лансдэйла:

— …Мы получили донесения, в основном из ФБР, касавшиеся связей доктора Оппенгеймера, его родственников и его самого. Не стоит и говорить, что эти донесения доставили нам массу хлопот. Так как доктор Оппенгеймер занимал ответственный пост шефа лаборатории в Лос-Аламосе, я представил их генералу Гровсу, и мы с ним все подробно обсудили. Насколько я припоминаю, генерал Гровс высказал мнение, что доктор Оппенгеймер необходим, он лоялен и его следует допустить к работе несмотря на те факты, которые сообщаются в донесениях. Должен признать, что в то время я испытывал серьезные сомнения. Из-за нашей или, скажем, из-за моей озабоченности относительно доктора Оппенгеймера мы продолжали делать все возможное, чтобы постоянно держать его в поле зрения. Мы следили за ним всякий раз, когда он покидал «программу» [219] Покидать «программу» (профессиональный жаргон) — выезжать за пределы специальной зоны в Лос-Аламосе. . Мы перлюстрировали его корреспонденцию… Я с ним беседовал неоднократно. Насколько я припоминаю, рекомендации органов безопасности были неблагоприятными для доктора Оппенгеймера. Они высказывались против сотрудничества с ним. Лично я согласился с той оценкой, которую генерал Гровс дал соответствующему утверждению доктора Оппенгеймера…

Подобное направление показаний свидетеля обвинения ни в коей мере не устраивало следователя Р. Робба. Ведь полковник Лансдэйл не сообщил ничего такого, что бросило бы на Оппенгеймера хоть какую-то тень. Когда же свидетель стал говорить о лояльности ученого, Р. Робб попытался даже одернуть полковника.

Свидетель Д. Лансдэйл : Я убежден, что доктор Оппенгеймер, по крайней мере насколько мне известно, лоялен. Я чрезвычайно обеспокоен всей теперешней истерией, проявлением которой кажется мне все это дело.

Следователь Р. Робб : По вашему мнению, расследование, которое осуществляет настоящая комиссия, также является проявлением истерии?

Свидетель Д. Лансдэйл : Я думаю…

Следователь Р. Робб ( прерывает ): Да или нет?

Свидетель Д. Лансдэйл : Я не отвечаю на этот вопрос ни «да», ни «нет». Если Вы хотите, если Вы мне позволите высказаться, я охотно отвечу на Ваши вопросы.

Следователь Р. Робб : Хорошо.

Свидетель Д. Лансдэйл : Я считаю, что теперешняя истерия в связи с коммунизмом является чрезвычайно опасной. Думаю ли я, что данное расследование является проявлением этой истерии? Нет. И хочу это сформулировать следующим образом. Я считаю проявлением истерии тот факт, что связи, относящиеся к 1940 году, рассматриваются столь же серьезно, как трактовались бы подобные связи сегодня.

Как видим, полковник Д. Лансдэйл не позволил себя подмять и под напором следователя не дрогнул. По тем временам (не будем забывать, что описываемые события происходили в период разгула маккартизма) он довольно смело изложил свою позицию. Это было совсем не то, что рассчитывала услышать от бывшего начальника отдела контрразведки комиссия по расследованию дела Р. Оппенгеймера. Поэтому председатель комиссии Гордон Грэй поспешил прекратить допрос и отпустить полковника.

В зал заседаний вызывается другой свидетель — бывший заместитель Д. Лансдэйла по отделу контрразведки полковник Борис Паш. Русский по происхождению, сын православного священника в США, он считался знатоком коммунистических проблем. Оглашается его служебное донесение полковнику Д. Лансдэйлу, относящееся к сентябрю 1943 года:

«…Я придерживаюсь мнения, что доктор Оппенгеймер не заслуживает полного доверия и что его преданность государству двусмысленна. Чувствуется, что безраздельно он предан только науке и если бы Советское правительство предложило ему лучшие условия для его научной карьеры, то он избрал бы это правительство, чтобы выразить ему свою преданность…» [220] Jaszunski Gr. Op. cit. S. 100. .

В отличие от своего бывшего начальника полковник Борис Паш за истекшие годы не изменил своего отношения ни к доктору Оппенгеймеру персонально, ни к проблемам американской демократии вообще. Во всяком случае он полностью подтвердил достоверность содержания оглашенного документа и подчеркнул свою убежденность и в настоящее время в нелояльности ученого. При этом он отметил, что, по его мнению, привлечение Оппенгеймера к работам, связанным с государственной тайной, создает угрозу национальной безопасности Соединенных Штатов.

С большим интересом ожидалось выступление в качестве свидетеля обвинения доктора Эдварда Теллера, удостоившегося сомнительной чести войти в историю создания ядерного оружия как «отец водородной бомбы». Нравственная конфронтация двух выдающихся физиков-атомщиков связана именно с отношением к этому самому сокрушительному средству истребления людей. Еще 29 октября 1949 г. под председательством Роберта Оппенгеймера состоялось заседание консультативной комиссии Комитета по атомной энергии. Здесь было определено отношение большинства американских физиков к идее разработки водородной бомбы: