Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

Несмотря на всю подозрительность ситуации, Суд в этом деле не стал напрямую утверждать, что российские суды ошиблись. ЕСПЧ воспользовался процессуальным подходом: он исследовал не то, что именно решили внутренние суды, а то, как они это решали. Суд отметил, со ссылкой на свою предыдущую практику (см. постановления по делам «Torija v. Spain» от 9 декабря 1994 года и «Suominen v. Finland» от 1 июля 2003 года), что в национальных решениях доказательства в пользу разгона собрания никак не были оценены. Российские суды, по сути, игнорировали неудобное доказательство. Это заставило Европейский суд прийти к выводу о нарушении статьи 6, § 1, Конвенции.

Итак, «несправедливость» судопроизводства здесь состояла не в том, что суды приняли показания свидетеля Х и не поверили свидетелю Y. Такого рода решение полностью соответствовало бы свободе усмотрения национального судьи. Проблема в деле «Kuznetsov» состояла в том, что российские судьи не отразили показания милиционеров в своем решении и не объяснили, почему они не принимают их как достоверные.

Таким образом, Суд через «процессуализацию» проблемы может распространять свою компетенцию на те области, в которых, по общему правилу, действует свобода усмотрения национального судьи. Впрочем, этот метод не следует воспринимать как уловку для расширения полномочий: Суд пользуется им только в тех случаях, когда национальные суды не выполнили свою работу и не объяснили в достаточной степени свое решение по поводу фактов дела.

Принцип субсидиарности, который многие заявители воспринимают как ограничивающий их возможности по оспариванию национальных судебных решений, в ряде случаев очень выгоден для заявителей. Суд неоднократно заявлял, что в его задачу не входит выполнять работу национальных судов и исследовать фактические обстоятельства дела, в том числе такие фактические обстоятельства, которые оправдывали бы вмешательство в права заявителя по Конвенции [233] Эта логика наиболее отчетливо прослеживается в делах о лишении свободы: «Labita v. Italy», постановление от 6 апреля 2000 года, «Ilijkov v. Bulgaria» от 26 июля 2001 года, «Nikolov v. Bulgaria» от 30 января 2003 года и «Panchenko v. Russia» от 8 февраля 2005 года. . Иначе говоря, даже в тех случаях, когда есть обстоятельства, которые могут оправдать вмешательство государства в права заявителя, Суд может подтвердить нарушение Конвенции, ссылаясь на то, что эти обстоятельства (или аргументы) не были описаны во внутренних решениях [234] Впрочем, нельзя не признать, что Европейский суд в ряде случаев все же берется за работу внутренних судов и анализирует ситуацию по сути (см. «Galuashvili v. Georgia» от 17 июля 2008 года, «Kharin v. Russia» от 3 февраля 2011 года). Наверное, в наиболее очевидных случаях, когда факты и возможные выводы из них не вызывают никаких сомнений, Суд может позволить себе отступить от процедурного метода анализа и рассмотреть факты, так сказать, «по первой инстанции». .

Несмотря на приведенный выше пример, можно утверждать, что Европейский суд не считает своей обязанностью пересматривать факты и толковать значение доказательств иначе, чем это сделали национальные суд. В постановлении по делу «Bykov v. Russia» от 10 марта 2009 года Суд отметил, что в тех случаях, когда спор идет о надежности доказательства, будет оцениваться не сама надежность, а скорее то, как этот вопрос проверялся национальными судами.

Далее, Европейский суд, так же как и по вопросам установления фактов дела, будет склонен соглашаться с внутренними судами в вопросах толкования внутреннего права, например при определении того, было ли доказательство получено законным образом. Так, если заявитель утверждает, что процедура опознания проводилась с нарушением каких-то норм национального закона, а внутренние суды, рассмотрев этот вопрос, решили, что нарушений не было, Европейский суд не будет, скорее всего, пересматривать их решения («Popov v. Russia» от 13 июля 2006 года).

В практике Суда есть много дел, когда незаконность следственного действия, в результате которого появилось доказательство, не оспаривалась или была очевидна.

«Незаконность» доказательства далеко не во всех европейских странах является безусловным основанием для исключения его из доказательственной базы. При том огромном количестве следственных действий, которые надо произвести по каждому мало-мальски сложному делу, всегда есть риск совершить какую-то ошибку, и при желании ее всегда можно обнаружить.

В Англии, славной своими правовыми традициями, судья может исключить незаконно добытое доказательство, но не обязан это делать. Во всяком случае, по общему правилу у него есть значительная дискреция в определении того, влияет ли «незаконность» доказательства в конечном итоге на справедливость процесса. Даже в делах о серьезных преступлениях суд может исключить доказательство, если в результате нарушения закона появились сомнения в его достоверности [235] См.: Spencer J.R. European criminal procedures. Cambridge University Press, 2005. Р. 605. Здесь перечисляются следующие критерии, которыми руководствуется английский судья, решая вопрос об исключении доказательства: 1) серьезность нарушения (например, любое осознанное нарушение закона будет скорее вести к исключению доказательства, полученного с таким нарушением, чем случайное, непреднамеренное нарушение); 2) серьезность рассматриваемого дела (чем опаснее преступление, в котором обвиняют подсудимого, тем менее суды склонны исключать доказательства); 3) степень, в которой незаконность может повлиять на качество доказательства, его достоверность. . При рассмотрении вопроса об исключении доказательств апелляционный суд в Англии обычно доверяет судье первой инстанции и вмешивается в рассмотрение этого вопроса только в том случае, если подход нижестоящего судьи был в принципе неправильным. Во Франции также не всякая «незаконность» ведет к исключению доказательства. Исключение обязательно, если закон напрямую указывает на такое последствие нарушения закона, а также если судья решит, что нарушение достаточно серьезно ущемило права стороны в процессе. Во Франции нарушения закона при производстве обыска и выемки всегда рассматривались как серьезные, а нарушения при допросе подозреваемого после его ареста — нет, в то время как в Англии подход был противоположным [236] В некоторых странах существуют сложные правила доказывания того, законно или незаконно было добыто само оспариваемое доказательство. См., например: Spencer J.R. Op. cit. Р. 606. . В Бельгии существует очень жесткое правило: если признание получено с помощью насилия и в дальнейшем подсудимый уже в обычной обстановке подтверждает свои признательные показания, исключению подлежат оба признания — и первоначальное и последующее.