Петер Ханс Тирген - Amor legendi, или Чудо русской литературы

3. Русское и западное языкознание занималось в первую очередь этимологией, семантикой, лексикологией, фразеологией и терминологией, а не классической историей понятий. Формальные описательные модели лингвистики, математическая лингвистика и информатика еще больше отдалены от истории понятий. В 1971 г. Мартин Хайдеггер заметил:

Сознательно или бессознательно, но вычислительная лингвистика проделывает подготовительную работу, которая гарантирует господство информатики, т. е. науки о строении и использовании компьютера. Речь идет уже о поколениях компьютеров, что ‹…› означает прорыв витальности в рукотворную технику. Тот же смысл заключают в себе распространенные высказывания философии о способах и моделях представления [906].

Можно сказать, что лингвистика постепенно превращается в одну из естественных наук, и это влечет за собой потерю представлений об «исторических основах языка» [907]. Так называемый лингвистический поворот ( Linguistic Turn ) в истории и культурологии неспособен сбалансировать это однобокое развитие.

Еще хуже дело обстоит в литературоведении. Научные направления, такие как формализм, структурализм, риторика, нарратология, деконструктивизм, абсурдизм и др. не вносят ни малейшего вклада в развитие истории понятий. Многие, в особенности молодые, литературоведы занимаются исключительно литературой нового времени или только современной литературой. Филология в строгом смысле слова сегодня больше не ценится. Сегодня особенно привлекательными отраслями гуманитарной науки являются теория средств массовой коммуникации, коммуникативные стратегии, или Iconic Turn (иконический поворот). Нормативные методы пользуются куда большей популярностью, нежели подобные истории понятий смыслообразующие подходы [908]. Поэтому тяжелая участь, постигнувшая в Советском Союзе широкие круги академической элиты, сопровождается ныне еще и актуализирующимся саморедукционизмом [909]. И любой популизм, независимо от того, коренится ли он в идеологии тоталитарного режима, или в модных тенденциях, неизбежно влечет за собой манипуляцию понятиями.

4. История русских понятий представляет собой большую сложность еще и в силу билингвальности русской словесной культуры, т. е. исторически реально существовавшей русско-церковнославянской диглоссии; кроме того, в определенный период русской истории, по крайней мере в русской образованной элите, существовала еще и триглоссия: русский-церковнославянский-французский; прибавим к этому многочисленные заимствования из греческого, латинского, голландского, итальянского, немецкого и, наконец, английского языков. В настоящий момент все языки, в том числе и русский, переживают мощное вторжение англицизмов, с которым соседствуют альтернативные пуристические течения. Русский язык переполнен заимствованиями, кальками и интернационализмами, которые нередко влекут за собой и перенос понятий. Прилагательное «равнодушный» восходит к греческому «isópsychos/homópsychos» (единомышленный, согласный), но со временем оно приобретает совершенно противоположные значения «безразличный, индифферентный». Понятия «самолюбие» и «себялюбие» восходят к концу XVIII в. – к терминам этики Ж.-Ж. Руссо «amour-propre» (себялюбие) и «amour de soi» (самолюбие, т. е. любовь к самому себе) [910].

Наряду с этим в русском языке существует и такое не очень-то распространенное в западных языках явление, как удвоение понятий (ср. свобода/воля, правда/истина, мир/свет, узкий/тесный и т. д.). А сколько значений заключено в словах «тоска», «мир», «пошлость», «безвременье», «обломовщина» или «всечеловек»? А кто может сказать, что именно и в чьих устах означает мнимо-русское понятие «нигилизм»? Верно ли утверждение Юрия Лотмана, что в России преобладает противопоставительно-бинарное мышление с противительно-антонимичными словопарами? Или же прав Петр Чаадаев, утверждавший, что русское мышление неспособно различать антономичные концепты, такие как «добрый» и «злой» или «истина» и «ложь»? Что верно – разграничение или смешение этих понятий?

Русская история понятий предлагает богатейший материал: при условии применения диахронического и сравнительного методов ее систематическое изучение могло бы верифицировать или опровергнуть многие до сих пор спекулятивные тезисы в области ментальных исследований, геопсихологии или популярной культурософии. По крайней мере, она могла бы осмысленно собрать более обширный, нежели существующий, базис источников и сделать его доступным. Нужно признать как неизбежную трудность тот факт, что русские понятия находятся в напряженных отношениях с семантикой слова и текста, что они, будучи заимствованиями из других языков, зачастую недостаточно определенны и находятся в как бы подвешенном состоянии, колеблясь между полюсами смысла и мнения [911].

Несмотря на то что в российской науке отсутствует прочная традиция изучения истории понятий, укорененного в философии, истории и правоведении, в ней все же существует большое количество подготовительных исследовательских работ. Важные научные подходы и фактический базис для истории русских понятий предлагают такие дисциплины, как этимология, исследования в области ключевых слов и ключевых идей, языковой картины мира и концептосферы, а также толковые словари, справочная литература по истории культуры и истории идей, лингвокультурология, лингвофилософия и терминоведение [912].

Кроме того, сюда же следует отнести обнаружение словарей, ранее считавшихся утерянными [913], а также проекты по созданию новых словарей, энциклопедий и регулярно издаваемые конкордансы (светский аналог теологического комментаторского жанра «симфонии») [914]. Несмотря на то что желание поскорее восполнить имеющиеся в данной области пробелы влечет за собой появление скороспелых публикаций, следует констатировать наличие основательной базы для дальнейшего развития истории русских понятий [915]. Чего действительно не хватает российской науке в этой отрасли, так это фундаментальных крупных проектов типа исторического словаря философии или словаря основных исторических понятий, а также специальных изданий типа архива истории понятий.

Российская академия наук (РАН) должна взять на себя соответствующие обязательства и способствовать продвижению долговременных фундаментальных проектов в этой области. Историко-понятийное направление русской лингвистической науки нуждается в организаторской систематизации, методологическом регулировании и, возможно, централизации в научно-исследовательских институтах. В любом случае, координация действий в этом направлении желательна и необходима. Изданные на Западе основополагающие труды по истории понятий должны быть переведены в качестве образцов и опорных текстов. Только так в обозримом будущем можно приблизиться к стандарту западных историко-понятийных исследований и обратиться к проблемам трансфера понятий и сравнительной истории понятий [916](таким представляется идеальное развитие событий). Еще великий историк Сергей Соловьев (1820–1879), отец Владимира Соловьева, заметил: «Мы европейцы, и ничто европейское не может быть нам чуждо» [917].