Петер Ханс Тирген - Amor legendi, или Чудо русской литературы

Когда Ольга покидает Обломова и создает семью со Штольцем, это логически последовательно: она избавляется от «узкости» и стремится к широте, не хочет ограничения «избитой дорожки» «обломовщины», а оставляет «темную тропинку» позади себя, шагает вперед «по новой тропе», жаждет «дали» и «глубины» и надеется найти исполнение своих надежд с Андреем Штольцем «на широкой арене всесторонней жизни». В своем благоразумии она знает, что боль и невзгоды неотъемлемы от «всесторонней жизни». Все-таки она, как и Штольц, любит «широкие поля» и «разлив широкой реки» (415, 428 и след., 457). Штольц и Ольга находят широкое общее русло реки (458: «два существования, ее и Андрея, слились в одно русло»; ср. также: с. 471). Обломов же кончает в «географии уголка» и в тесноте гроба (о «географии уголка» см. также с. 108, глава «Сон Обломова»). Своего сына Андрея (названного в честь Андрея Штольца), которого родила ему Агафья, Обломов отдает на воспитание Штольцу и Ольге. Любой воспитательный роман (Bildungsroman) передает идеалы широты и всестороннего формирования личности. Штольц рисует Ольге «бесконечную, живую картину знания», и никогда потом в ней не погаснет огонь Прометея. Она остается открытой всему «космосу» (460), таким образом, становясь «матерью-создательницей» целого нового поколения (461).

Следует подчеркнуть еще раз, что к «широте», а тем более к амплитуде воспитательного романа относятся и такие явления, как хандра, невзгоды жизни и сомнения. Жизнь без боли бывает только в сказках, на которых был воспитан Обломов и по «сказочной действительности» которых он постоянно тоскует. Но ни «география уголка», ни «география широты» не дают гарантий счастья. Вместе с тем цельность «широты», в отличие от редукционизма «узкости», может обеспечить саморазвитие, самопознание и самоистязание. Qui auget scientiam, auget et dolorem , как это известно еще из Библии: «Потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл. 1:18).

«Настоящий русский» Обломов представлен на страницах всего романа при помощи образов сужения, что с трудом согласуется с «широкой русской натурой». «Мнимый немец» Штольц, напротив, характеризуется как в прямом, так и в переносном смысле широтой, которую Гончаров позже, в ходе последовательного развития мотива приписывает и Ольге. Стереотипы «узкий = немецкий/европейский» или «широкий = русский/азиатский» трансформируются, и акценты меняются местами.

Таким образом, роман Гончарова «Обломов» можно читать как критику в адрес своего рода «вирулентности» национальных стереотипов. Как «уз(к)ость» одностороннего немецкого элемента (отец Андрея Штольца), так и редукционизм одностороннего русского элемента (Обломов) освещаются критически. К «широте» приходит только Андрей Штольц как сын отца-немца и матери-русской. Этот идеал целостности «широты» обладает покоряющей привлекательностью, потому что Штольц завоевывает Ольгу, а Обломов в конце романа поручает своего сына Андрея им обоим на воспитание. Только в «широком понятии воспитания и образования» видится будущее России. По убеждению И.А. Гончарова, человек не должен застывать в состоянии «творения», а должен быть и «творцом», должен преодолевать ведущие к «уз(к)ости» границы (национальности, недостаточного образования, экономической пассивности и т. д.) и при достаточном саморазвитии стать настоящей «широкой натурой», превосходящей «русскость» или «немецкость». Самосовершенствование, гуманность и «идеалы добра, правды, красоты» были для Гончарова не просто пустыми фразами, но прочными мáксимами его деятельности как писателя с высокими эстетическими и этическими требованиями.

Славянофилы и русофилы, как известно, активно критиковали провокационное «разрушение» И.А. Гончаровым существовавших стереотипов. Главным раздражающим фактором для них был непредвзятый взгляд Гончарова на мир. И действительно, «гончаровское подрывание» «национального характера» относится, скорее, к программе так называемых западников, чем к идеологии славянофильства. В связи с этим следует напомнить, что одним из первых западников с чрезвычайно сильным эффектом воздействия на общество был П.Я. Чаадаев. Так, в сочинениях Чаадаева («Философические письма», «Апология сумасшедшего») можно найти многочисленные аргументы и формулировки, которые дословно совпадают с текстом романа Гончарова «Обломов». Приведем некоторые примеры.

Согласно П.Я. Чаадаеву, Россия духовно живет «среди мертвого застоя» и «в самых тесных пределах». Чаадаев констатирует: «Мы растем, но не созреваем». Русские «теряются», они – «растерянные люди», которые живут в «оторванности от общей семьи» человечества. России нужна не «уз(к)ость», а «широкие перспективы». Чаадаев хочет преодолеть «тесную ограду родной страны» и ее «узкие тропинки», хочет найти для России «место на широкой арене человечества» (!), хочет заполнить «пустоту наших душ» и «огромные размеры ‹…› громадного простора» России притоком соответствующих веяний из Европы. Россия уже слишком долго жила в «необъятной гробнице» (!) и в «патриотизме лени». Если же Россия откажется от старой лени и «узкости», то она сможет надеяться на «широкое благоденствие». Смысл запоздания России заключается в том, чтобы преодолеть «ошибки», «заблуждения», «узкий круг» и «узкие эгоизмы» других народов и прежних времен (и в своей стране тоже). Россия должна влиться и вольется в «мировой поток» развития человечества. Ее будущее заключается в объединении европейских и русских элементов [772].

Эти возможности объединения И.А. Гончаров реализовал в романе «Обломов», великом художественном эскизе предстоящего созидательного труда. Не «всероссийский сфинкс» (ср. стихотворение в прозе И.С. Тургенева «Сфинкс»), не «обломки» национальной «узкости», а «широкая душа» и «цельная натура» как уравновешивание подвижности и покоя, творца и творения, vita activa и vita contemplativa (не passiva !) [773], переходя национальные и этнические границы, образуют реалистическое целое, охватывающее все грани жизни. Эпоху романтики и народного духа сменила эпоха литературного реализма. Только в идеале «широты» можно найти инициации в жизнь. Этой жизненной модели соответствуют как мужской (Штольц), так и женский (Ольга) принципы. В этом отношении роман И.А. Гончарова «Обломов» является всецело современным.