Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

(23, с. 137)

С. 51 Отец мой, отец мой… – Двенадцатизвездной твоей чешуи… – На самом деле стихотворение “Дочь змия” было написано позже, в период занятий О. в литературной студии (см. о ней ниже). Датируется оно 21 февраля 1921 г. (123, т. 4, с. 357). Приведем полный текст этого учебного стихотворения, которое, вероятно, было плодом коллективного творчества студийцев:

(123, т. 4, с. 147–148)

С. 52 …учиться писать стихи было трудно. – Сравните в воспоминаниях Киры Мясоедовой: “Мне всегда казалось, что в занятиях стихосложением трудно вырабатывать какой-то единый метод, общий для всех, конечно, кроме изучения форм, таких как ямб, хорей, анапест и других, которые мы изучали в гимназии. Поэтому мне не всегда было понятно, почему именно так, как говорил и поправлял Гумилев, а не иначе, надо было писать” (цит. по: 36, с. 145).

С. 52– Я не обещаю вам, что вы станете поэтами, я не могу в вас вдохнуть талант, если его у вас нет. Но вы станете прекрасными читателями. – Сравните с вариацией этой реплики Гумилева о своих студистах, по памяти приводимой в “Китайских тенях” Г. Иванова: “…если я их не сделаю поэтами, я, во всяком случае, научу их быть хорошими читателями наших стихов” (157, т. 3, с. 234).

С. 52 …как говорил Кальдерон, вы сможете запереть правила в ящик на ключ и бросить ключ в море. – То ли Гумилев, то ли сама О. вольно пересказывают следующие слова из трактата Лопе де Вега “Новое искусство сочинять комедии в наше время”, которые многократно цитировались авторами статей и монографий об испанском театре: “…когда я должен писать комедию, замыкаю правила шестью ключами” (264, с. 128). Гумилеву эти слова могли запомниться, например, из докладов, прозвучавших в Петербургском университете 28 ноября 1912 г. на вечере в честь празднования 350-летнего юбилея Лопе де Вега. 29 ноября К. Мочульский писал В. Жирмунскому: “Торжественное заседание Лопе-де-Вега было обставлено всей возможной помпой <���…>. Заключительные слова Петрова предлагали поблагодарить докладчиков и предложить «вы там, сидящие на последних скамейках» не разговаривать, ибо это на заседаниях запрещается (преступниками оказались Гумилев, Мандельштам и Лозинский)” (306, с. 153).

С. 52 Был уже май месяц, когда Гумилев… – … стал подробно рассказывать о Студии… которые будут в ней преподавать. – Речь идет о студии, которая первоначально, в феврале 1919 г., возникла как учебный коллектив по подготовке переводчиков при издательстве “Всемирная литература”, располагавшемся тогда в Петрограде по адресу: Невский проспект, д. 64. 28 июня 1919 г. состоялось официальное открытие этой же студии в доме Мурузи (см. далее), на котором о ней говорилось как о “мастерской, не столько школе, сколько лаборатории. Задача ее не умозрительная, а действенная: добытые теоретически данные приложить к практической работе над переводами иностранной литературы” (292, с. 2). Среди преподавателей числились Блок, А. Волынский, Горький, Замятин, Кузмин, Лозинский, Сологуб, Шкловский, Эйхенбаум и др. Когда в ноябре 1919 г. открылся Дом искусств, литературная студия переместилась туда (просуществовала она до 1923 г.) Сравните о генезисе студии в “Китайских тенях” Г. Иванова: “Слушатели ее, все начинающие поэты, естественно, вскоре перешли от переводов на стихи свои собственные. <���…> Чуждые элементы отходили, зато крепло основное ядро” (157, т. 3, с. 234). Также смотрите в заметке Льва Лунца 1921 г.: “…работы этой студии протекли очень успешно, но показали, что интересы молодежи направлены, главным образом, на самостоятельную, а не переводческую работу” (218, с. 390). Подробнее о деятельности студии см., например: 140, с. 144–146.

С. 53 Помещалась она на Литейном в доме Мурузи, в бывшей квартире банкира Гандельблата. – Пятиэтажный доходный дом, располагающийся по адресу: Литейный проспект, д. 24, был сооружен архитекторами А.К. Серебряковым, П.И. Шестовым и Н.В. Султановым в 1874–1876 гг. по заказу князя Александра Дмитриевича Мурузи (1807–1880). В 1890–1917 гг. дом принадлежал генералу О.Ф. Рейну. “Фасады с многочисленными эркерами, нишами и балконами украшены тонкими терракотовыми колонками, подковообразными арками, арабесками и стилизованными надписями. Силуэт здания обогащают угловые башни, которые по проекту должна была покрывать сверкающая на солнце глазурованная черепица” (169, с. 18).

В финале комментируемого фрагмента речь идет о находившейся на втором этаже дома Мурузи квартире купца первой гильдии, банкира и одного из основателей товарищества “Кафталь, Гандельман и Ко” (1908) Герца Михайловича Гандельмана (1875 – после 1937), его жены Марии Моисеевны и сына Николая. Когда-то эта квартира представляла собой часть роскошных двадцатишестикомнатных апартаментов князя Мурузи, которую современные исследователи описывают так: “Внутренняя лестница из белого каррарского мрамора вела на второй этаж, в зал, напоминающий дворики мавританских дворцов: своды покоились на 24 тонких мраморных колоннах, посередине бил фонтан. В восточном стиле была выдержана и курительная, на стенах которой имитировалась резьба по ганчу. Анфиладу парадных помещений, отделанных под рококо, украшала лепка и позолота, расписные плафоны и десюдепорты, мраморные и дубовые камины” (169, с. 18). Сравните о части этой квартиры, отведенной под литературную студию, в воспоминаниях Е. Полонской: это были “две комнаты, в прошлом детские, прозванные нами «классными». Здесь стояли школьные парты, за которыми нам, взрослым, не слишком удобно сиделось, и застекленные книжные шкафы, где помещались французские, немецкие и английские книги” (137, с. 286).