Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»

А Георгий Иванов влюбился в нее пламенно, бурно и так, что об этом сразу узнали все. Он бегал за ней и робел перед нею, и, помню, отец мой с удивлением говорил мне, что не ожидал, что он способен так по-мальчишески робко и простодушно влюбляться в женщину. Через несколько месяцев он женился на ней.

Ирина Одоевцева пользовалась успехом не только как женщина, но и как поэт. Основная причина успеха ее стихов в кругу «Цеха поэтов» заключалась в том, что она первая как поэт нашла прием, с помощью которого они могли выразить свое отношение к революции. <���…>

Ирина Одоевцева изобрела способ говорить «живыми словами» если не о революции, так хотя бы о некоторых чертах быта эпохи Гражданской войны. О самых низменных чертах быта, бросавшихся в глаза мещанину, – о мешочниках, спекулянтах, бандитах. В деланно-жеманных балладах условными «живыми словами» она изображала трудный быт революционных годов как нагромождение причудливых, бессмысленных и жестоких нелепостей. И этим сразу завоевала сердца всего «Цеха»” (411, с. 35–38).

С. 54 Особенно ему понравились стихи Лунца. – Он уже был студентом. – Однако сам Лунц писал Горькому 26 февраля 1923 г.: “Я стихов писать, вообще, не умею, двух строк скомпоновать не могу” (218, с. 431). Современный читатель не может сформировать мнения о поэтических опытах Лунца, поскольку все они утрачены. В Петроградский университет Лунц поступил осенью 1918 г., а окончил его весной 1922 г. В опубликованной в 1922 г. заметке “Цех поэтов” он следующим образом оценивал поэзию будущего автора НБН: “Одоевцева удачно набрела на английскую балладу. Стихи получились недурные, но все-таки это только относительно удачное подражание. А лирические стихи Одоевцевой, напечатанные во втором альманахе, просто скучны” (там же, с. 341).

С. 54 В тот день читала и я… и так далее. – Приведем полный текст этого стихотворения:

(265, с. 12)

С. 55 Много званых, мало избранных… – “Так будут последние первыми, и первые последними, ибо много званых, а мало избранных” (Мф. 20: 16).

С. 56 Очень жаркое лето. – Июнь 1919 г. выдался в Петрограде не очень жарким за исключением последних десяти дней, когда столбик термометра днем почти каждый день поднимался до отметки +20 °C и выше и установилась “жаркая и знойная” погода (Петроградская правда. 1919. 26 июня). Почти весь июль за исключением первого дождливого дня был жарким и сухим. В августе жаркими выдались первые пять дней и последние два (сведения о температуре воздуха и количестве осадков, выпавших летом 1919 г. в Петрограде, выложены на сайте: thermo.karelia.ru).

С. 56 Летнее время было декретом отодвинуто на целых три часа назад, и утро нормально начиналось с восходом солнца, а день кончался в 9 часов вечера. – Ситуация со сменой времени в Советской России летом 1919 г. сложилась чрезвычайно запутанная. Декрет Совета народных комиссаров от 8 февраля 1919 г. вводил с 1 апреля этого года на территории страны часовые пояса. Декрет от 29 марта 1919 г. “ввиду технических затруднений” отсрочил введение “исчисления времени по международной системе часовых поясов” до 1 июля. 29 мая 1919 г. был опубликован декрет о передвижении часовой стрелки на территории страны “еще на один час вперед” “в целях экономии осветительных материалов и топлива” с 1 июня по 15 августа. То есть с 1 июня 1919 г. в Советской России было введено летнее время (на один час увеличилась разница с Гринвичем), с июля ввели деление страны на часовые пояса (разница с Гринвичем уменьшилась), а с 15 августа один час летнего времени убрали (разница с Гринвичем составила теперь три часа). Привело все это к тому, что световой день, например, в Петрограде летом 1919 г. заканчивался позже и ложиться спать было естественно с закатом солнца или сразу после этого.

С. 56 Казалось, что трех измерений для них, как и для всего тогда происходившего, мало. – Вероятно, отсылка к финальной строфе петербургского стихотворения Мандельштама “Адмиралтейство” (1913):

(226, т. 1, с. 29)

С. 56 На Невском между торцами зеленела трава. В сквере напротив нашего блока домов Бассейной, как и в Таврическом саду, щелкали соловьи. Соловьи залетали даже в деревья под наши окна. – Сравните в мемуарах Н. Павлович об июне 1921 г.: “На Невском росла трава, пробиваясь между торцами, и мальчишки играли в бабки на трамвайных путях. В саду Адмиралтейства пели соловьи” (297, с. 456) – и в мемуарном очерке Ходасевича “ДИСК”, который О., как мы увидим далее, внимательно читала: “…трава, кое-где пробившаяся сквозь трещины тротуаров, еще не безобразила, а лишь украшала чудесный город, как плющ украшает классические руины. Дневной Петербург был тих и величествен, как ночной. По ночам в Александровском сквере и на Мойке, недалеко от Синего моста, пел соловей” (386, 7 апреля, с. 9).

Смотрите также в статье “Слово и культура” Мандельштама (1921): “Трава на петербургских улицах – первые побеги девственного леса, который покроет место современных городов. Эта яркая, нежная зелень, свежестью своей удивительная, принадлежит новой, одухотворенной природе. Воистину Петербург самый передовой город мира. Не метрополитеном, не небоскребом измеряется бег современности: скорость, а веселой травкой, которая пробивается из-под городских камней” (226, т. 2, с. 222). Об этом же в финале стихотворения Ходасевича “Пускай минувшего не жаль…” (1920):

Проросшую из-за запущенности городского хозяйства сквозь торцы траву жители Петрограда могли видеть начиная с лета 1918 г.

С. 56 От луны было совсем светло. – От счастья. – Очевидная отсылка к главе III части третьей второго тома “Войны и мира” Толстого (Наташа Ростова у окна лунной ночью).

С. 57 А жить в Петербурге в те дни было нелегко. – …были теперь забыты. – Летом 1919 г. Петроград находился в осадном положении и в состоянии продовольственного кризиса. Продукты и вещи первой необходимости жителям выдавали по карточкам и талонам. В городе свирепствовала эпидемия холеры: по состоянию на 15 августа на излечении в больницах Петрограда находилось 155 холерных больных (см.с. 3 “Петроградской правды” от 19 августа).