Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»
- Название:«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы»
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент АСТ
- Год:2020
- Город:М.
- ISBN:978-5-17-132899-3
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Олег Лекманов - «Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» краткое содержание
Олег Лекманов – филолог, профессор Высшей школы экономики, написавший книги об Осипе Мандельштаме, Сергее Есенине и Венедикте Ерофееве, – изучил известный текст, разложив его на множество составляющих. «Путеводитель по книге «На берегах Невы» – это диалог автора и исследователя.
«Мне всегда хотелось узнать, где у Одоевцевой правда, где беллетристика, где ошибки памяти или сознательные преувеличения» (Дмитрий Быков). В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
«Жизнь прошла. А молодость длится…» Путеводитель по книге Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
(178, с. 73–74)
С. 148… “На могиле кости гложет красногубый вурдалак…” — Чуть искаженная цитата из пушкинского стихотворения “Вурдалак”. У Пушкина: “Это верно кости гложет / Красногубый вурдалак” (317, т. III, кн. 1, с. 356).
С. 148 Мне очень хочется рассказать ему об “омаже”, как это у нас называется, сделанном мне Лозинским . – От французского “hommage” – здесь: жест почтения. По воспоминаниям В. Пяста, это слово входило в лексикон кабаре “Бродячая собака” (321, с. 178).
С. 148 Ведь у него руки, как в стихотворении Гумилева “Лес”: “…Из земли за корнем корень выходил – Словно руки обитателей могил…” — Это гумилевское стихотворение 1919 г. было первоначально посвящено О. Подробнее о нем и полный текст стихотворения см. на с. 762–763.
С. 149 …в те баснословные года… – Из стихотворения Тютчева 1861 г.:
Я знал ее еще тогда,
В те баснословные года ,
Как перед утренним лучом
Первоначальных дней звезда
Уж тонет в небе голубом…
И все еще была она
Той свежей прелести полна,
Той дорассветной темноты,
Когда, незрима, неслышна,
Роса ложится на цветы…
Вся жизнь ее тогда была
Так совершенна, так цела
И так среде земной чужда,
Что, мнится, и она ушла
И скрылась в небе, как звезда.
(376, с. 137)
С. 149 Марина Цветаева была права, когда писала: “Из страны, где мои стихи были нужны, как хлеб, я в 22-ом году попала в страну, где ни мои стихи, ни вообще стихи никому не нужны”. — Неточная цитата из пассажа Цветаевой о своих стихах, который вошел в ее посвященный Кузмину очерк “Нездешний вечер” (1936): “Читать по тетрадке я стала только, когда перестала их знать наизусть, а знать перестала, когда говорить перестала, а говорить перестала – когда просить перестали, а просить перестали с 1922 года – моего отъезда из России. Из мира, где мои стихи кому-то нужны были, как хлеб, я попала в мир, где стихи – никому не нужны, ни мои стихи, ни вообще стихи, нужны – как десерт: если десерт кому-нибудь – нужен…” (395, с. 176–177).
С. 149–150 Под насыпью, во рву некошенном… – В зеленых плакали и пели… – О. без ошибок цитирует первую и четвертую строфы одного из самых известных стихотворений Блока “На железной дороге” (1910) (55, т. 3, с. 260). На юбилейном вечере в честь Кузмина Блок произнес посвященную ему речь, но, конечно, никаких своих стихов он тогда не читал.
В “ярком беспощадном свете” электрических ламп… – Неточная цитата из стихотворения Блока “Перед судом” (1915):
Что же ты потупилась в смущеньи?
Погляди, как прежде, на меня.
Вот какой ты стала – в униженьи,
В резком, неподкупном свете дня!
Я и сам ведь не такой – не прежний,
Недоступный, гордый, чистый, злой.
Я смотрю добрей и безнадежней
На простой и скучный путь земной.
Я не только не имею права,
Я тебя не в силах упрекнуть
За мучительный твой, за лукавый,
Многим женщинам сужденный путь…
Но ведь я немного по-другому,
Чем иные, знаю жизнь твою,
Более, чем судьям, мне знакомо,
Как ты очутилась на краю.
Вместе ведь по краю, было время,
Нас водила пагубная страсть,
Мы хотели вместе сбросить бремя
И лететь, чтобы потом упасть.
Ты всегда мечтала, что, сгорая,
Догорим мы вместе – ты и я,
Что дано, в объятьях умирая,
Увидать блаженные края…
Что же делать, если обманула
Та мечта, как всякая мечта,
И что жизнь безжалостно стегнула
Грубою веревкою кнута?
Не до нас ей, жизни торопливой,
И мечта права, что нам лгала. —
Все-таки, когда-нибудь счастливой
Разве ты со мною не была?
Эта прядь – такая золотая
Разве не от старого огня? —
Страстная, безбожная, пустая,
Незабвенная, прости меня!
(55, т. 3, с. 151–152)
С. 150 …ветреная Геба… – на землю пролила… – Из хрестоматийного стихотворения Тютчева “Весенняя гроза” (376, с. 66).
С. 151 Овация Блоку постепенно переходит в аплодисменты, встречающие Кузмина. Правда, значительно более сдержанные. – Сравните в отчете о юбилее Кузмина: “Вечер закончился стихами М.А., которые ему пришлось бы читать без конца, если бы не позднее время; публика была безжалостна к своему любимцу и бурными аплодисментами выражала желание слушать еще и еще красочные, мелодичные стихи” (104, с. 2).
С. 151 За-за-залетной голубкой / Ты мне в сердце влетел… – О. несколько комически превращает в обращение к мужчине стихотворение Кузмина 1912 г., посвященное Ахматовой:
Залетною голубкой к нам слетела ,
В кустах запела томно филомела,
Душа томилась вырваться из тела,
Как узник из темницы.
Ворожея, жестоко точишь жало
Отравленного, тонкого кинжала!
Ход солнца ты б охотно задержала
И блеск денницы.
Такою беззащитною пришла ты,
Из хрупкого стекла хранила латы,
Но в них дрожат, тревожны и крылаты,
Зарницы.
(180, с. 77)
С. 151 На-на-навек сказали вы грациозно / И показали на з-з-звезду… – С неточностями цитируется стихотворение Кузмина “Письмо перед дуэлью” (1913):
Прощайте, нежная Колетта!
Быть может, не увижу вас,
Быть может, дуло пистолета
Укажет мне последний час,
И ах, не вы, а просто ссора
За глупым ломберным столом,
Живая страстность разговора
И невоспитанный облом —
Вот все причины. Как позорно!
Бесчестия славнее гроб,
И предо мной вертит упорно
Дней прожитых калейдоскоп.
Повсюду вы: то на полянке
(О, первый и блаженный миг!).
Как к вашему лицу смуглянки
Не шел напудренный парик!
Как был смешон я, как неловок
(И правда, ну какой я паж!),
Запутался среди шнуровок
И смял ваш голубой корсаж!
А помните, уж было поздно
И мы катались по пруду.
“Навек”, – сказали вы серьезно
И указали на звезду.
Панье в зеленых, желтых мушках
Напоминало мне Китай,
Ваш профиль в шелковых подушках…
Прощайте, ах, прощай, прощай!
Мой одинокий гроб отметим
Строкой короткой, как девиз:
“Покоится под камнем этим
Любовник верный и маркиз”.
(180, с. 88–89)
С. 152 Сырой, холодный октябрьский день 1920 года. – 15 октября этого года (см. в НБН далее) средняя температура в Петрограде была всего лишь +5 °C, дождь не шел, но, вероятно, было сыро (http://thermo.karelia.ru/weather/w_history.php?town=spb&month=10&year=1920).
С. 152 Возле меня вьюном вьется Люся Дарская, дочь актера Дарского… – …вместе со своей матерью и теткой. – В мемуарах Софьи Эрлих о занятиях поэтической студии “Звучащая раковина” тоже упоминается “юная Люся Дарская, называвшая Николая Степановича «дядя Гум» и бесцеремонно забиравшаяся к нему на колени” (137, с. 188). Актер и режиссер Михаил Егорович Дарский (наст. фамилия Псаров; 1860–1932) в 1903–1929 гг. служил в Александринском театре. Матерью Люси была актриса, знакомая Чехова, Ольга Михайловна Псарова-Дарская (1875–1941).
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: