Киэда М. - Грамматика японского языка

Чем же объясняется такая трактовка служебных элементов японского языка, противоречащая общетеоретическим воззрениям самих же японских лингвистов на его строй? Мы позволим себе высказать предположение, что и эта трактовка объясняется традицией, возникшей в давнее время. Как уже было упомянуто, она означает сохранение под другими названиями категории tenioha , а это наименование возвращает нас к отметкам в книгах китайских классиков, приспособленных для чтения по-японски. В этих книгах служебные элементы японского языка были чужеродны китайским словам и резко отделялись графически от сплошного иероглифического текста. В процессе искусственного присоединения японских агглютинативных суффиксов к произносимым на японский лад китайским словам, вдобавок при графическом обособлении их начертаний, легко могло сложиться представление о них как о лексически самостоятельных элементах. Не в этом ли и надо искать корни такого представления? Однако нельзя не заметить, что оно смогло стать устойчивым на почве того своеобразного отношения к слову как единице языка, которое присуще и языковому сознанию японского народа, и японскому языкознанию. О первом говорит тот факт, что с начала своего образования и по настоящее время японское национальное письмо является сплошным: оно не знает разделения на слова. Правда, японцы заимствовали средства письменности у Китая, а китайское иероглифическое письмо - сплошное, что было естественно, поскольку в генезисе иероглифом обозначалось слово. Однако поскольку японцы выработали систему сочетания идеографически примененных иероглифов с буквенным алфавитом, поскольку еще в прообразе этого письма - так называемом senmyōgaki (IX в.) - они графически выделяли окончания, постольку естественным следствием должно было бы явиться разделение на слова. Но этого не произошло и доныне, очевидно потому, что в этом нет надобности. Если же обратиться к японскому языкознанию, то можно сказать, что мысль Соссюра: "Слово, несмотря на трудность определить это понятие, есть единица, неотступно представляющаяся нашему уму, нечто центральное во всем механизме языка", по-видимому, чужда японским языковедам. В концепциях слова как грамматической единицы, например в концепции Matsushita Daizaburo ( tanshi и renshi ), созданной еще в начале тридцатых годов, или в современной концепции, созданной Tokieda Motoki ( shi ), обнаруживается удивительная близость к тому течению западноевропейской лингвистики, которое отказывается от традиционного понятия слова. Однако, в противоположность европейским лингвистам, японским грамматистам не приходится отказываться от такого понятия: традиционного представления о слове в японской грамматической науке нет. Даже обозначение этого понятия одним наименованием отсутствует: то, что подразделяется на части речи, т.е. слова в нашем представлении, именуют и go , и gen , и shi , и tango . (В общем же языке "слово" - kotoba , что, однако, значит и "выражение", и "речь". А в слова, означающие "словарь" - jiten, jisho , и в обычные названия словарей - Jirin "Лес слов", Jien "Сад слова" и т.п., - входит корневая морфема ji , та самая, которая в грамматике употребляется со значениями "частица" и "морфема".) Такое своеобразное отношение к слову связано с агглютинативным характером языка, со свойственными ему легкой сцепляемостъю и легкой отделяемостью многих элементов, что делает границы слова несколько зыбкими. Но заключать отсюда о полной лексической самостоятельности этих суффиксальных элементов и отрицать всякое формообразование с их участием представляется нам выводом неправомерным.

Мы попытались здесь сжато сформулировать те наши принципиальные разногласия с основами японской грамматики, из которых, как нам кажется, вытекают многие конкретные расхождения в описании явлений японского языка. Разумеется, это не умаляет нашего интереса к японской грамматической литературе. Даже при расхождении в исходных позициях для нас не только сохраняют свое значение конкретные наблюдения японских грамматистов над фактами языка, но наше внимание привлекают и теории, в основе которых всегда лежат те или другие факты. Приведем несколько примеров. Мы не можем согласиться с том, что слова типа shizuka "тихий" и jūyō "важный" являются адъективными глаголами ( keiyōdōshi ), не можем согласиться, поскольку nari, tari, da, desu мы считаем всегда глаголом-связкой, отдельным словом, а na и ni в современном языке в формах jūyōna, jūyōni - окончаниями. Однако теория адъективных глаголов с полной ясностью свидетельствует, насколько естественно для японского языкового сознания принимать слова с качественным значением за предикативную часть речи ( yōgen ), так как предикативна основная группа японских прилагательных типа takai "высокий", ureshii "радостный". Отсюда мы должны сделать вывод, что для последней группы прилагательных ( keiyōshi ) предикативность является конституционально важным признаком; это и есть тот факт, который лег в основу теории адъективных глаголов. Поэтому, хотя мы и определяем слова типа shizuka и jūyō как прилагательные и указываем на некоторую общность их с keiyōshi в формообразовании (словообразовательном: ureshisa - jūyōsa, ureshigaru - zannengaru и словоизменительном; yoritakai - yorijūyōna ), мы тем не менее не считаем допустимым объединять их с keiyōshi в одну часть речи. Мы выделяем слова типа shizuka и jūyō в отдельную категорию именных прилагательных (meishiseino adjective).

Еще один пример: с нашей точки зрения, время и модальность - две разные категории, поэтому мы не можем принять категорий японской грамматики katei и kakutei , первая из которых объединяет будущее время и предположительность в будущем и настоящем, а вторая - категорическое настоящее и прошедшее. Однако выделение этих категорий подчеркивает тот факт, что одна и та же глагольная форма (в старом языке beshi , например torubeshi , в современном u , например torō ) может выражать и будущее время - в одном случае, и предположительность в настоящем времени - в другом случае, и что по отношению к фактам прошедшим широко употребляется (отнюдь не со стилистической окраской нашего praesens historicum) та форма глагола, которая в других случаях имеет значение настоящего времени. Само собой разумеется, что наблюдения, сделанные в японской грамматике относительно значений и употребления "служебных глаголов" beshi и u , остаются в силе для формы наклонения с суффиксом beshi или формы времени с суффиксом u .

Таким образом, для советского специалиста по японскому языку при исследовании вопросов японской грамматики и истории языка знание японской грамматической литературы является обязательным и необходимым. Без серьезного ее изучения такое исследование не может быть полноценным.