Виктор Топоров - О западной литературе

Вторая половина XX века стала в каком-то смысле золотым временем детектива. Детективные романы, фильмы, теле– и радиопьесы, детективные настольные игры (в том числе и электронные), «детективные уик-энды», практикуемые сейчас в США, участники которых за умеренную плату становятся свидетелями, а затем «расследователями» убийства, разыгрываемого перед ними профессиональными актерами на какой-нибудь соответственно мрачноватой вилле… Детектив черпает свои сюжеты из жизни, жизнь зачастую следует подсказке детектива. Вспомним убийство Шэрон Тейт, жены постановщика детективов и фильмов ужасов Романа Поланского, вспомним покушение на президента США Р. Рейгана – душевнобольной решил воплотить в жизнь то, что было показано в кинофильме «Таксист». По свидетельству Г. Анджапаридзе, «турецкий террорист Агджа, покушавшийся на жизнь папы Иоанна Павла II, десять раз перечитывал роман Форсайта „День шакала“, повествующий о попытке убить генерала де Голля»…

И в то же время – детектив-развлечение, детектив-отвлечение, детектив как своего рода наркотик, детектив как средство психотерапии, наконец, детектив как инструмент социального анализа.

Детектив лидирует в приключенческой литературе (наряду и наравне с научно-фантастической литературой, но относительно последней эти сведения, пожалуй, уже устарели; ее популярность идет на излет). Наверное, не только разгул преступности в современном западном мире и не только механизм компенсации, срабатывающий в душах людей, на преступление не способных или на преступление не решающихся, обеспечивает и объясняет повсеместный и всевозрастающий интерес к детективу, тем более что справедливым представляется замечание В. Кардина в проблемной статье о советском детективе: «В чистом, устоявшемся виде типы читателей попадаются не чаще, чем образцы „чистого“ жанра». Победа добра над злом? Но она давно уже перестала быть обязательным признаком детектива. Романтика поисков, погонь, головоломных загадок и головокружительных приключений? Конечно, но не только же это. Как хороший кинодетектив редко обходится без погони, так сама по себе погоня – пусть и с блеском отснятая – еще не делает детектив хорошим. Противостояние слабого сильному (или сильным)? Такой момент в детективе постоянен и важен: вначале противник (будь это преступник, не наш разведчик и т. п.) всегда имеет преимущество: он, выражаясь шахматным языком, играет белыми. Отметим здесь, кстати, что слабость и неубедительность многих отечественных образцов жанра объясняется неумением или нежеланием показать эту исходную слабость и хорошо темперированным оптимизмом, заставляющим читателя или откровенно скучать, или воровато болеть за преступника. Но противостояние слабого сильному недурно изображено и в большой литературе, взять хоть того же Фолкнера. «Герои безгеройного времени», как названа уже давняя, но отличная книга М. Туровской, на тему, близкую нашей? И это, разумеется, тоже… Каждый раз, когда начинаешь над этим задумываться, понимаешь, что одного отдельно взятого ответа просто не существует; есть сложный комплекс причин и мотивировок, поддающихся скорее социологическому и психологическому, чем литературно-критическому анализу.

Рискнем все же предположить, что детектив становится все более универсальным средством постижения и отображения действительности, что остросюжетность все очевиднее торжествует над бессюжетностью, хотя порой и переплетается с последней, как в причудливых «полуабстрактных» детективах Алена Роб-Грие или Петера Хандке. «Все жанры, кроме скучного» озаглавлена недавняя рецензия в «Вопросах литературы» на книгу, посвященную, в частности, и проблемам детектива. Известная доля скуки, бывшая до сих пор неотъемлемой чертой значительной части серьезного чтения, решительно отвергнута детективной литературой, скучный детектив – это нонсенс, такого не может быть, потому что такого не может быть никогда. И еще одно: во второй половине века как никогда остро стоят кардинальные, первостепенные вопросы бытия (не обязательно решаемые в экзистенциалистском ключе), само человечество оказалось перед лицом ядерной угрозы в классической экстремальной ситуации – и моделирование малых экстремальных ситуаций, типичное для детектива, приобретает поэтому особенный интерес и значение. Детективная форма – существование под знаком готовящегося или совершенного преступления – становится емкой и тревожащей метафорой самого бытия…

Но вернемся к нашим детективам, о которых только что было сказано, что скучны они не бывают, – а сколько же нам меж тем случается читать скучных детективов! Не плохих, то есть примитивных, не соответствующих нашим вкусам и амбициям, а именно скучных! Одна из причин их появления в русском переводе – укоренившаяся практика издания детективов «по странам». Знаменитая «всемирная отзывчивость» русской литературы приносит в данном случае не всегда съедобные плоды.

Национальное своеобразие? Да, конечно… Вышли же у нас и нидерландский детектив, и испанский, и японский. Мы вполне в силах прочувствовать разницу, заключающуюся, правда, не столько в качестве тех или иных книг и не столько в своеобычном укладе, сколько в мере их соответствия действительности. Мы понимаем, что пружиной действия в японском детективе – и только в нем – может оказаться каллиграфический почерк одного из персонажей, что сочетание тем убийства и адюльтера более свойственно французскому детективу, чем скандинавскому, и т. п. Есть страны повышенной преступности – США, Италия, и не поэтому ли американский детектив выглядит убедительнее, чем тот же испанский? Но бывают и любопытные, порой страшноватые парадоксы. Когда, скажем, известные шведские писатели Пер Вале и Май Шеваль выпустили роман «Наемные убийцы» (русский перевод – 1978), в котором речь идет не больше не меньше, чем об убийстве премьер-министра мирной и не отягощенной чрезмерными внутренними проблемами Швеции, это воспринималось как полуфантастическая гипербола. Но она, как мы, увы, знаем, гиперболой быть перестала. Когда в вышедшем двадцать лет назад романе Ле Kappe «Зеркальная война» пилот гражданской авиалинии, рискуя жизнью пассажиров, намеренно направил самолет в воздушное пространство одного из социалистических государств, чтобы выполнить разведывательное задание, это также представлялось игрой писательского воображения… В последнем романе Ле Kappe «Маленькая барабанщица», отрывок из которого был опубликован в «Литературной газете», предугаданы многие террористические акции, совершенные уже после выхода романа в свет. Знаменателен и сам переход от противостояния спецслужб Востока и Запада, бывшего до сих пор главной и чуть ли не единственной темой автора «Шпиона, пришедшего с холода» (сохраняем традиционный перевод названия, хотя правильнее было бы «Шпион, удалившийся на покой»), к ближневосточной проблематике – переход, осуществленный во всем блеске мастерства и приведший, на наш взгляд, к созданию лучшего политического детектива последних десятилетий (отвлекаясь, разумеется, от его чуждой нам тенденциозности). Небезынтересна и такая история уже из «жизни» массового детектива: безымянные западногерманские писаки создали полупародийное подражание Джеймсу Бонду – сериал о похождениях супершпиона Джерри Коттона. И вот эта грубая поделка (и подделка), этот «созданный по лицензии» явно для внутреннего пользования герой триумфально завоевал – естественно, уже в переводе на английский – книжный рынок США и Англии, существенно потеснив своего британского прототипа.