Александра Баркова - Русская литература от олдового Нестора до нестарых Олди. Часть 1. Древнерусская и XVIII век

Итак, Симеон с Сильвестром создают устав для Академии, причем устав ориентирован на Киево-Могилянскую академию, и должен вуз не просто готовить образованных людей, а это должна быть организация, которая в принципе будет управлять русской культурой. Хорошая идея, интересная идея. На словах она прекрасна, но как подумаешь, куда бы загнали нашу культуру Симеон с Сильвестром… может, оно и к лучшему, что не сложилось. Хотя идея отдать управление культурой из рук чиновников в руки людей с университетским образованием – это мечта, да. Но получилось то, что получилось. Итак, Академия открылась в 1687 году. Вот с 1687 года у нас с вами начинается русское высшее образование. Сначала изучают латынь, в средних классах углубляют изучение латыни, в итоге на латыни говорят, преподаются стихосложение, литературное сочинение, красноречие, богословие и поэзия как отдельный предмет. Да, Софья была прекрасно образованным человеком, она училась вместе с братьями. Семь лет правила Русью. Сходите в Оружейную палату, посмотрите двойной трон Петра с Иваном, москвичу сходить недалеко, а остальные сходят до Интернета, это еще ближе. Там сзади окошечко для Софьи, которая сидела и им подсказывала через это окошко.

Итак, мы с вами разобрались с вузом, разобрались с очень интересной идеей неотделения гуманитарного образования от литературного и поэтического творчества… и продолжаем тему русского барокко. Нормальное барокко, западное, – это культура интровертная, там вполне естественно писать для себя, даже друзьям не показывая. Мне такая мысль кажется странной, я привыкла, что стихи пишутся для некоего круга своих. Тут же нормально – вести дневник в стихах. И наши русские поэты тоже так делали. Но… В варианте русского барокко какой-такой поэт для себя?! Раз поэт, он монах, он всегда перед лицом Господа. То есть «двое в комнате – я и Ленин, фотография на белой стене». Я не шучу. Это реалии одного порядка, это краеугольный камень русской культуры. Кто именно займет место высшей силы – надо смотреть в зависимости от эпохи. Но русский поэт в одиночестве быть не может! Над ним всегда высшая сила. Над поэтом семнадцатого века – Бог. И поэтому совершенно логична их идея просить положить с собой в гроб рукописи, неопубликованные труды или опубликованные – Богу показать.

Теперь я немножечко буду ругаться. Но прежде, чем я буду ругаться, мы возьмем стихи Сильвестра, он же Медведев, обращенные к портрету царевны Софьи. Сам этот портрет меня шокирует, потому что она изображена с атрибутами самодержца. В чем проблема? На каком месте надо ужасаться? В чем принципиальная разница внешнего вида русской девушки (а Софья не была замужем) и самодержца при короне? Где абсолютно чудовищное категориальное несоответствие? Правильно, ее волосы. Распущенные волосы, что абсолютно недопустимо для девушки (я об этом подробно рассказывала в курсе мифологии). Волосы должны быть заплетены в косу, а на голове должен быть убор, который у нас ложно называют кокошником, а на самом деле называется повязкой. Головной убор девушки подразумевает открытую макушку. Но логично, если у нас Софья в короне, то макушка у нее закрыта короной, а волосы у нее распущены. Потому что она изображается как царь. Она изображается по-мужски. Смелая была женщина, распустить волосы – это лихо. Но это сам портрет Софьи, а мы почитаем стихи Сильвестра, обращенные к нему. Учебник, на который я продолжаю ругаться разными интересными словами, нам сказал, что Сильвестр, он же Медведев, был блестящий барочный поэт. Ура, читаем, подайте мне блестящего барочного поэта.

Извините, не могу не заметить, что «очеса» – это форма множественного числа от слова «око», но множественного в противопоставлении двойственному. А вот «очи» – форма двойственного числа. Поэтому тут Сильвестр допускает ошибку в церковнославянском и приписывает Софье наличие трех или более глаз.

Пульхерия – это византийская императрица V века, с Семирамидой и Елизаветой Британской, думаю, всё ясно.

Хватило вам этого блестящего поэта? Вы мне зададите логичный вопрос: зачем я вам его цитирую, ведь уже понятно, что читать силлабическую русскую поэзию – это не то, о чем вы мечтали (ну разве что в случае острой бессонницы принимать по полстихотворения – поможет). А читаю я вам его потому, что до глубины души впечатлена фразой из учебника: «У царевны Софьи было отнято государственное правление. Вместе с нею были удалены от дел ее сподвижники, и в их числе блестящий барочный поэт Сильвестр Медведев – первый русский поэт, который погиб от руки палача. Их внезапное падение было оплакано в анонимных “краесогласных пятерострочиях”». Пятерострочия, надо сказать, немногим лучше этого. У меня вопрос к аудитории. На каком основании Сильвестр признан блестящим поэтом? Его стихами вы уже впечатлились. Чем же он хорош с точки зрения учебника? Это первый русский поэт, который погиб от руки палача. Оцените! Вот вам еще одна прелюбопытнейшая интенция русской культуры. Это у нас пишет учебник 1956 года, кондово советский в худшем из смыслов этого слова. Немного позже оппозиционный советской культуре Высоцкий напишет ровно то же: «Кто кончил жизнь трагически, как истинный поэт». Идеологически они – противоположности. А тип культуры – един. Мы абсолютно уверены в том, что настоящие поэты не умирают своей смертью, они погибают, и никак иначе. И это в нашем сознании, в нашей культуре дает и обратный ход – если поэт погиб под топором палача, значит, он был великий поэт, чё не ясно?! Поскольку мы с вами в музее Марины Цветаевой, то не могу не процитировать чуть ли не первые строки из «Мой Пушкин»: «Пушкина убили за то, что он был поэт. Про Гончарову я узнала позже». После этого посмотрели на биографию самой Марины Ивановны, у меня нет вопросов, почему она покончила с собой.

Культурную парадигму «погиб поэт!» мы будем еще разбирать и на Лермонтове, и на Высоцком, но я вас умоляю: освобождайтесь от нее. Я вам затем и читаю Его Блестящество Сильвестра, чтобы вы поняли: если поэт погиб под топором палача, это не делает ни на йоту его стихи лучше. Стихи Сильвестра тяжелы, нечитаемы и с грамматическими ошибками. А его гибель – трагедия. И корреляции между этими двумя фактами нет никакой.