Роман Красильников - Танатологические мотивы в художественной литературе [Введение в литературоведческую танатологию]

Более того, в некоторых текстах возможно столкновение низменного / низкого и возвышенного / высокого, комического и трагического. Такое совмещение характерно для литературы XIX–ХХ вв., освобождающейся от строгих классицистических рамок жанра и стиля. Гоголевский «смех сквозь слезы» был одним из первых признаков расшатывания догматической эстетической программы, но радикально ее разрушил А. Чехов, назвав романами рассказы в несколько страниц, комедиями – произведения с трагическим / драматическим наполнением, как комедия «Чайка», заканчивающаяся самоубийством Треплева. Однородность модуса художественности в произведении распадается, в первую очередь на уровне крупной формы, о чем мы уже писали выше применительно к роману М. Шолохова «Поднятая целина».

В рассказах Л. Андреева инверсия комического и трагического / драматического связана с мотивом несовершенного самоубийства. Мы уже писали о возможном избавлении от суицида в «Рассказе о Сергее Петровиче», которое не состоялось именно из-за страха главного персонажа перед насмешкой. В более раннем тексте Л. Андреева «Нас двое» Наталья Михайловна получает письмо о том, что «Константин Семенов Савицкий покончил с собой и в настоящую минуту, взрезанный по всем правилам медицинско-полицейского искусства, лежит на грязном анатомическом столе…» [Андреев 2007: 262]. Причиной самоубийства молодой человек называет любовь к девушке. Савицкий предполагает, что его очередное обещание убить себя она воспримет «без всякого страха», хотя оно является «отражением постоянных дум о смерти». В нем живут два существа: «“Я” – нечто достойное, возвышенное; я – человек в чистом виде, без органических примесей. “Он” – тоже человек, но возмутительный, грязный, полый, скверный; он – органическая примесь к чистому человеку» [Там же: 264]. Противоречие между этими существами разрешается только в любви к Наталье Михайловне и в ее самом высшем проявлении – самоубийстве. Однако Савицкий является живым и невредимым сразу после того, как девушка прочитала письмо, признаваясь в неспособности убить себя. Суицид как осознанное доказательство и высшее проявление любви теряет свою экзистенциальную нагрузку, происходит профанация его символического смысла. Девушка, уже почувствовавшая в себе любовь к мертвецу, смеется над живым. Смех, как в «Рассказе о Сергее Петровиче» или «Мысли» Л. Андреева, «Человеке в футляре» А. Чехова, оказывает уничтожающее воздействие на человека: Савицкий на самом деле заканчивает жизнь самоубийством.

Инверсию комического в трагическое / драматическое можно наблюдать и в пьесе А. Вампилова «Утиная охота», где тоже присутствует мотив несовершенного самоубийства. Пьеса начинается с шутки друзей Зилова, пославших ему похоронный венок с надписью «Незабвенному безвременно сгоревшему на работе Зилову Виктору Александровичу от безутешных друзей» [Вампилов 1999: 172]. Главный персонаж смеется, но, как отмечается в ремарке, «недолго и без особого веселья». Вся жизнь Зилова, его поступки лишены цели и смысла и не приносят окружающим ничего хорошего. И все же, несмотря на низменные черты в характере персонажа, он подвержен не сатирическому обличению, а сочувствию. Это пример советского человека, лишенного творческого пространства и замкнутого в повседневных производственных и семейных заботах, из круга которых он может вырваться только во время утиной охоты, преднамеренно лишенной трофеев. Череда воспоминаний Зилова завершается попыткой самоубийства: шутка с похоронным венком ставит под сомнение его отношения с друзьями. Однако главный персонаж, испытывая потрясение, возвращается в свой круг жизни, в котором заперты и близкие ему люди.

Шутка с венком из пьесы А. Вампилова – пример столкновения комического и трагического / драматического, которое является характерной чертой так называемого черного юмора. Юмористическая, даже смеховая, реакция здесь базируется на игре с танатологической ситуацией; она возникает из-за «разрушения в художественном тексте логических и ассоциативных связей, ведущего, с обыденной точки зрения, к бессмыслице и вместе с тем стимулирующего столкновение смыслов и порождение новых» [Поэтика 2008: 7]. Над бессмыслицей легко смеяться, так как в ней уже нет никаких связей с реальностью, а следовательно, и нет повода для реальных чувств, реального сопереживания. Правда, и природа смеха относительно абсурдистских произведений и черного юмора другая: он кажется несвободным, на него давит дискурс культуры, так как он вырывается по поводу того, о чем смеяться «нельзя», «неприлично».

Истоком использования черного юмора в художественной литературе, очевидно, является городской фольклор, в частности анекдоты, «страшные истории» и короткие стихотворения, которые способны формировать целые серии и, значит, ожидания читателей / слушателей. На современных Интернет-порталах (www.darkfun.net, www. black-humour.ru) можно найти множество таких анонимных произведений, наиболее известным из которых является комплекс текстов о «маленьком мальчике». Приведем наиболее «безобидный» из них:

Юмористическое в подобных текстах обусловлено различными устойчивыми приемами: фантастическим (абсурдным) характером событий, формульной композицией (две строки – находка мальчика, две строки – ее последствия), традиционным четырехстопным дактилем, узнаваемыми героями, разговорной (часто просторечной или бранной) лексикой.

Применение черного юмора в художественной литературе можно найти в творчестве Д. Хармса. Многие его короткие рассказы основаны на танатологических мотивах, как, например, текст «Случаи»:

Однажды Орлов объелся толченым горохом и умер. А Крылов, узнав об этом, тоже умер. А Спиридонов умер сам собой. А жена Спиридонова упала с буфета и тоже умерла. А дети Спиридонова утонули в пруду. А бабушка Спиридонова спилась и пошла по дорогам. А Михайлов перестал причесываться и заболел паршой. А Круглов нарисовал даму с кнутом и сошел с ума. А Перехрестов получил телеграфом четыреста рублей и так заважничал, что его вытолкали со службы.

Хорошие люди не умеют поставить себя на твердую ногу [Хармс 1990: 58]

Каждая короткая фраза содержит в себе мотив, способный стать сюжетом для отдельного произведения. Текст представляет собой контаминацию обширного событийного ряда, заключенного в мизерном словесном материале, в котором единственным средством связи становится союз «а» и финальный вывод. Все случаи имеют негативный характер, но многие из них имеют комический характер. Танатологическое напряжение элиминируется за счет низменной, ничтожной причины смерти: «объелся толченым горохом», «узнав об этом», «сам собой», «упала с буфета». Не менее важную роль играет и повторяемость «несчастных случаев», которая снижает уникальный, экзистенциальный градус «важных событий» и способствует возникновению смеховой реакции, усиленную заключительной фразой-сентенцией.