Роман Красильников - Танатологические мотивы в художественной литературе [Введение в литературоведческую танатологию]

Безобразное в «Падали» обрамляет определенный философский взгляд на дихотомию жизни и смерти. Основополагающим образом в стихотворении предстает «великая природа», принимающая «слитое в одном» «разъединенным»; лирический герой ощущает в картине разложения «таинственные звуки мира», сопоставляя ее с «зыбким хаосом». В итоге текст посвящается не чему иному, как искусству, которое лишь и способно космизировать хаотический круговорот, сохранить красоту среди тленья.

Эстетика безобразного Ш. Бодлера оказала серьезное влияние на других символистов, в частности на творчество Ф. Сологуба. В целом для художественного мира этого писателя характерно противопоставление прекрасной мечты, «творимой легенды», и безобразной реальности, «грубой жизни». Танатологические мотивы, как и тексты в целом, у Ф. Сологуба эстетически оформляются по-разному. Здесь хотелось бы обратить внимание на роман «Мелкий бес», а конкретнее – на финальный эпизод убийства Володина. Данное произведение построено при помощи гротеска: гротескно изображается обстановка провинциального города, практически все персонажи, в первую очередь Передонов, их характеры и поведение. Убийство Володина представлена как вершина необоснованных фобий Ардальона Борисыча; в нем нет ни цели, ни смысла:

Передонов быстро выхватил нож, бросился на Володина и резнул его по горлу. Кровь хлынула ручьем.

Передонов испугался. Нож выпал из его рук. Володин все блеял и старался схватиться руками за горло. Видно было, что он смертельно испуган, слабеет и не доносит рук до горла. Вдруг он помертвел и повалился на Передонова. Прерывистый раздался визг, – точно он захлебнулся, – и стих. Завизжал в ужасе и Передонов, а за ним Варвара [Сологуб 2000, II: 287].

Описание гибели Володина настолько же безобразно, как и эпизод убийства старушки в «Преступлении и наказании» Ф. Достоевского. Подобный эффект достигается за счет отсутствия сопереживания жертве, акцентирования ее низменности / ничтожности для убийцы. В тексте Ф. Достоевского подчеркивается безобразный внешний облик старухи: «жиденькие волосы», «по обыкновению жирно смазанные маслом», «крысиная косичка», «вытаращенные» глаза, «сморщенное» и «искаженное судорогой» лицо [Достоевский 1972, VI: 63]; в «Мелком бесе» Ф. Сологуба – звуковые признаки смерти: «блеял», «прерывистый визг», «захлебнулся». Эти элементы вызывают отвращение, и в подобном модусе художественности можно увидеть определенную смысловую нагрузку: авторы, «удаляясь» из нарратива, не проговаривая свою позицию, словно предоставляют читателю возможность самому решить, «достойны ли» такие люди жить.

Итак, феномен безобразного возникает обычно там, где раньше существовала традиция прекрасного, устойчивые поэтические и общественные представления о прекрасном. Прекрасной душе, прекрасной женщине, прекрасной любви, прекрасной мечте у М. Лермонтова, Г. Флобера, Ш. Бодлера, Ф. Сологуба противопоставляются отвратительные картины смерти. Такую же инверсию представлений можно наблюдать в литературе о войне: романтическая идея возвышенной гибели в бою наталкивается на безобразие умирания. В рассказе В. Вересаева «Ломайло» так показан казненный хунхуз:

Труп лежал на прежнем месте, до сих пор неубранный. Синела запачканная в пыли ватная куртка. Над запекшимся срезом копошились жирные, синевато-черные мухи. Каолян тихо шуршал кругом, и алые пятна на его бледных листьях казались брызгами живой крови [Вересаев 1913, IV: 21].

В «военной» прозе В. Вересаева дискредитируется сам факт убийства человека. Безобразие смерти сочетается здесь с постоянной танатологической рефлексией трагического / драматического свойства, и этот комплекс выразительных средств эксплицирует антимилитаристский замысел текстов.

Не было бы преувеличением сказать, что безобразность, неприкрытость смерти, как правило, не вписывается в литературный мэйнстрим. Причины тому могут быть разные: идеология героизма и долга, как в классицизме или соцреализме, или просто существующий общественный дискурс, основанный на цензуре поступающей танатологической информации с точки зрения ее количества и качества. Это отчетливо видно и в современной массовой литературе, привлекающей читателя запретными темами, но старающейся не выходить за общепринятые эстетические рамки, особенно относительно описания смерти. В коммерчески успешных изданиях трудно встретить выразительные средства, когда-то воплощавшие концепцию «memento mori».

Вместе с тем на стыке бульварной и интеллектуальной литературы такие выразительные средства иногда используются, правда, при условии тщательного обоснования. Так, в роман Б. Акунина «Особые поручения» входит повесть «Декоратор» о жестоком убийце-эстете. Расчленение тел жертв он представляет как служение Красоте, тогда как другие люди приходят в ужас от страшного и безобразного вида места преступления:

Лицо у ней, надо полагать, и при жизни собой не видное, в смерти стало кошмарным: синюшное, в пятнах слипшейся пудры, глаза вылезли из орбит, рот застыл в беззвучном вопле. Ниже смотреть было еще страшней. Кто-то располосовал бедное тело гулящей вдоль и поперек, вынул из него всю начинку и разложил на земле причудливым узором [Акунин 2004: 161].

В повести создается жесткая оппозиция между естественным и искусственным пониманием прекрасного и безобразного. Патологические идеи Декоратора идут в разрез с восприятием жизни Тюльпановым и Фандориным, которые находят смысл в существовании каждого человека, в том числе с ограниченными физическими, умственными или социальными возможностями (сестра Тюльпанова).

Здесь устанавливается четкая связь феномена безобразного (и низменного в целом) с семантической нагрузкой танатологических мотивов: чтобы изобразить смерть некрасивой (комической или ничтожной), необходимо лишить ее глубокого осмысления. Именно поэтому при низменном модусе художественности сложно эксплицировать танатологическую рефлексию, повествовать о смерти «изнутри» (даже в стихотворениях М. Лермонтова на тело взирает душа спящего лирического героя).

С безобразным тесно связано еще одно эстетическое понятие – ужасное , – охватывающее «явления действительности, которыми человек свободно не владеет и которые несут несчастья и гибель, непреодолимые даже на историческом уровне» [Эстетика 1989: 363]. Отражая и воплощая негативные ценности, вызывая отвращение , ужасное близко низменному и безобразному. Сочетание данных категорий наблюдается в процитированных выше отрывках из произведений М. Лермонтова («Ночь. I»), Б. Акунина («Декоратор») и др. Однако отвращение здесь осложняется реакцией страха , основной для рассматриваемого эстетического феномена. В этом плане ужасное, как правило, противоположно комическому и смеховому.