Юрий Безелянский - Отечество. Дым. Эмиграция. Русские поэты и писатели вне России. Книга первая

Лишь в конце жизни Саше Черному удалось наладить свой быт, решить «квартирный вопрос», купив небольшой домик на юге Франции, в местечке Ла-Фавьер, среди виноградников и зеленых холмов Прованса. Только пожить там ему довелось совсем мало. 5 августа 1932 года на соседней ферме произошел пожар, поэт бросился туда помогать тушить его. Вернулся, и прихватило надорванное сердце эмигранта, и в 52 года Саша Черный закончил свое земное существование. Уместно вспомнить, что сам ушедший считал, что

Отпевали Сашу Черного в Париже 9 августа 1932 года в Русской православной церкви на рю Дарю. Не его первого, не его последнего.

На смерть сатирика откликнулся Александр Куприн: «Саша Черный переживет всех нас, и наших внуков, и правнуков, и будет жить еще много сотен лет, ибо сделанное им сделано навеки и обвеяно чистым юмором, который – лучшая гарантия бессмертия».

Вот такая, как говорят французы, «селяви». Как и многие эмигранты-беженцы, Саша Черный тосковал по России, разумеется, не по советской ленинского образца «рабочих и крестьян», а по старой, дореволюционной России, которую некогда жестко критиковал. Знак минус поменялся на плюс, и…

Да и русский «человеческий бурьян» оказался пригожее любых средних европейцев.

Своя-то небылица роднее, разумеется. Вспоминал Россию как затонувшую Атлантиду. А ее топителей и губителей не уставал ненавидеть:

И все же Саша Черный не растворялся в ненависти, не случайно, что в годы изгнания он больше писал лирических стихов, чем сатирических. Встречавшийся с ним в Париже Андрей Седых отмечал в Саше Черном два начала – периоды грусти сменялись веселым благодушным настроением, и поэт по праву о себе говорил:

В эмиграции Саша Черный много писал: помимо сатир и лирики – стихи для детей, «Дневник фокса Микки» – о своей любимой собачке, бытовые зарисовки («Парижские будни», «Из прованской тетради»), пейзажные зарисовки («Закат торжественный пылает над холмом / Безмолвною вечернею молитвой…»). В конце жизни Саша Черный продолжил некрасовскую тему и написал поэму «Кому в эмиграции жить хорошо». Печатал ее частями, начиная с 1931 года. Вот ее начало:

А концовка такая: уютнейшая Наденька гордится перед пришедшими гостями своим младенцем:

Счастливый, потому что не знает своей судьбы и того, что ждет его в юные и взрослые годы. Счастливое неведенье – истинное счастье…

И что написать в заключение? Настоящая фамилия Саши Черного – Гликберг, что в переводе означает «счастливая гора». Ну а когда начался возрастной спуск с горы… Впрочем, об этом замечательно написал сам Саша Черный в стихотворении «Меланхолическое» в 1932 году, в год моего рождения. Грустно-меланхолические строки об ушедшей юности и о девушках – житомирских цирцеях:

На этом и опустим занавес в литературном «Балаганчике» Саши Черного. Повторим вслед за сатириком, что «жизнь суха, как жесть», и, вспоминая, мы немного расслабляемся и мягчеем. Спасибо, Александр Михайлович, гран мерси, Саша!..

И опять же не худо вспомнить афоризм Сенеки, который Саша Черный поставил эпиграфом к первому изданию своих сатир (СПб, 1910):

«Избежать всего нельзя, но можно презирать всё это».

Перефразируя древнее изречение, скажем: «Прочитали и облегчили душу»…

Аркадий Тимофеевич Аверченко (1881,Севастополь - 1925,Прага). Писатель-юморист, драматург, театральный критик. И сразу напрашивается эпитет «блестящий».

писал Маяковский. И действительно, Аверченко умел завертеть строчку в юмористическом танце. Со словом Аверченко был на «ты». И это более чем удивительно, ибо за его спиной было всего лишь два класса гимназии. Но недостаток образования компенсировали природный ум и, конечно, талант.

В одном из писем Аверченко вспоминал о своем детстве: «Девяти лет отец пытался отдать меня в реальное училище, но оказалось, что я был настолько в то время слаб глазами и вообще болезненен, что поступить в училище не мог. Поэтому и пришлось учиться дома. С десяти лет пристрастился к чтению – много и без разбора. Тринадцати лет пытался написать собственный роман, который так и не кончил. Впрочем, он привел в восторг только мою бабушку».

Трудовую деятельность Аверченко начал в качестве младшего писца, затем конторщика и бухгалтера. Но из службы ничего толком не вышло. Как объяснял сам писатель: «Вел я себя с начальством настолько юмористически, что после семилетнего их и моего страдания был уволен». Юморист и служба – вещи несовместные. Что оставалось делать? Податься в литературу.