Алексей Кривоносов - Слово и мысль

Идеальное осуществляется и воспринимается через символы и знаки языка, т.е. через внешнее, чувственно воспринимаемое, видимое или слышимое тело слова. Но данное тело, оставаясь сами собой, в то же время оказывается бытием другого тела и в качестве такового его «идеальным бытием», его значением, которое совершенно отлично от его непосредственно воспринимаемой ушами или глазами телесной формы. Когда мы говорим об идеальном в указанном нами смысле, то надо иметь в виду, что идеальное, информация не витает в безвоздушном пространстве, она имеет своего носителя, происходит раздвоение, выделение, вычленение информации из своего сигнала, совершающееся в субъективной форме, в мозгу.

Все психические явления есть не что иное, как идеальное, информация, данная личности в непосредственном, «чистом» виде. Идеальное инвариантно по отношению к различным формам знаков. Это фундаментальное положение теории идеального (и информации) имеет первостепенное значение для понимания природы идеального, а значит — и языка.

Человек — биологическое существо, в ходе эволюции развития получившее свои свойства и способности, в том числе и способность к познанию. Эта эволюция человека есть одновременно эволюция процесса познания, так как приспособление к условиям внешнего мира означает, что организм получает некоторое количество информации об этих условиях.

Опыт человека способствует уровню развития познания через врождённые структуры познания, которые приобретаются генетически. Процесс познания — не просто фиксирование связей, отношений, явлений, процессов и закономерностей окружающего мира, но и своеобразная реконструкция их на основе мышления, т.е. создание определённой логической картины, образа мира. Материя и познание, материальное и идеальное, это две стороны одного и того же мира, между которыми существует взаимодействие. В познании мира и мышления надо рассуждать диалектически, т.е. не предполагать готовым и неизменным наше познание, а изучать, каким образом из незнания получается наше знание, неполное, неточное знание становится более полным и более точным.

Одно дело, как человек воспринимает мир, и как из материального мира путём долгих размышлений развиваются абстрактные понятия, например, пространства, времени и др., в языке — знака, фонемы, понятия, суждения и др. Другое дело — соответствует ли этим восприятиям и этим понятиям объективная реальность, независимая от человека. Наш опыт и наше познание всё более приспосабливается к объективным законам мира, мышления, всё правильнее и глубже их отражая. Результаты познания закрепляются в философии, в логике, в теоретическом языкознании в виде фонем, графем, понятий, суждений, умозаключений. Говорить и писать только о том, что видишь, — это не познание. Каждое явление, каждая вещь имеют свою внутреннюю природу, которая не дана в прямом созерцании. Абстрактное мышление рождает логические формы, понятия, суждения, которые уже сами участвуют в познании.

Знание — это результат познания. Как только в процессе познания возникают знания, они вербализуются и автоматически переходят в какую-либо конкретную научную или практическую область в виде понятий, терминов идей самого различного плана. В науке самым трудным является как раз то, что интуитивно понятно и ни для кого не представляет, на первый взгляд, никаких затруднений.

При исследовании сущности языка мы неизбежно входим в проблему взаимоотношения языковых знаков, мышления и действительности, а это, в свою очередь, ведёт нас к проблеме взаимоотношения конкретного и абстрактного. В эмпирическом языкознании язык, мышление, действительность рассматриваются как объекты рядом положенные, параллельные и связанные лишь отношением изоморфизма, т.е. отношениями одинаковости, подобия, сходства, подлежащего исследованию один после другого, один независимо от другого. Классическим примером такого рассмотрения языка является известное определение языка у Соссюра: «единственным и истинным объектом лингвистики является язык, рассматриваемый в самом себе и для себя». [Соссюр 1977:269]. Фактически же действительность, мышление и языковые знаки должны рассматриваться как единое звено неразрывной причинно-следственной связи, которая по природе своей вовсе не предполагает отношений одинаковости или сходства между ними.

Чтобы человек мыслил, отражал предметы, их свойства, их связи, необходимо, чтобы у него выработалась способность абстрагироваться от конкретных связей предметов и их свойств. Формирование законов мышления у него происходит благодаря его способности отвлекаться от наличных связей и удерживать в сознании свойства предметов и их отношений в виде абстрактных единиц мышления — понятий и суждений. Поставить языковой знак — звук, букву, морфему, слово, предложение, сложное предложение на философскую основу — значит понять их сущность.

В языкознании много слов сказано о фонеме, добрых и не очень, но в основном одобряющих её рождение. Абаев справедливо считает, что в результате ложного и гипертрофированного развития фонология стала перерождаться в схоластическую доктрину, которую пытались затем перенести на другие стороны языка и сделать универсальной лингвистической теорией. Звуки речи (фонемы) сами по себе не соотносимы с данными опыта и их система определяется внутренними корреляциями. Вот почему структура чистых отношений, на которых строится фонология, неприменима ни к морфологии, ни к синтаксису, ни к лексике. [Абаев 1965:29].

Теория фонемы зациклилась на одном, хотя и чрезвычайно важном, но не самом главном — на её смыслоразличительном свойстве, но не раскрыта глубинная, логическая природа фонемы и её роль в понимании сущности языка. Были открыты лишь фонологические системы в каждом языке на основе внутренних корреляций, а также родилось у некоторых лингвистов неуёмное желание подогнать все остальные частные системы языка под фонологическую систему. Но позабыто, или пропущено мимо ушей то, о чём писал ещё в конце 19 века Бодуэн де Куртенэ, — что такое фонема и какова её роль в понимании сущности языка.