Алексей Кривоносов - Слово и мысль

Мы говорим и пишем не звуками и буквами, хотя воспринимаем и продуцируем их только как физическую субстанцию, а фонемами и графемами, мы понимаем не звуки и буквы, а фонемы и графемы, хотя это понимание является нам через их материальные субстраты — звуки и буквы. Своим чувственным мышлением человек воспринимает материю звука и буквы в их физических параметрах, но в своём абстрактном мышлении преобразует их в абстрактные сущности, в логические формы — фонемы и графемы. Это значит, что звук (буква) должен быть преобразован, уподоблен идеальному, а это значит — преобразован в некую мельчайшую идеальную, логическую форму — фонему, графему.

И всё это подчинено более общему закону — закону обобщенияи, следовательно, закону познанияи закону коммуникации, которые осуществляются только и только в форме высших абстракций — как логические формы мышления, к низшей из которых, наравне с другими формами (морфемами, понятиями, суждениями, умозаключениями), принадлежат фонемы и графемы. А как избавиться от неё, от этой проклятой фонемы, как этого захотели Арутюнова и Абаев, чтобы не допустить дегуманизации языка? Только превратившись снова в стадное животное, лишившись человеческого, в высшей степени развитого абстрактного, т.е. логического мышления.

Отрицать реальность фонемы, и на этом основании говорить о «дегуманизации языка», — значит отрицать диалектику, теорию познания, вообще «человеческую» сущность человека. Мышление, язык, в том числе и сам процесс познания имеют двойственнуюприроду: познавательное движение от материального к идеальному, от частного к общему, от конкретного к абстрактному, от явления к сущности, от содержания мышления (семантические формы мышления) к формам мышления (логические формы мышления), от членораздельного звука к фонеме, от буквы к графеме, от слова к понятию, от предложения к суждению, от сложного предложения (связи простых предложений) к умозаключению (силлогизму), от умозаключений к теориям, от теорий к системе взглядов, воззрений.

Какие из названных категорий познания и диалектики присущи тому, что лежит в основе феномена, называемого «языком»? Все! Именно этого не поняли авторы теорий «лингвистической относительности», «языковой картины мира», «дегуманизации языка» и их последователи: они видят сущность языка только в физических звуках, которые, как они полагают, отражают мир непосредственно, минуя абстракции в виде логических форм мышления: фонем, графем, морфем, понятий, суждений, умозаключений (первые три логические формы — фонемы, графемы, морфонемы — до сих пор не были обнаружены профессиональными логиками среди логических форм мышления!).

Аристотель был великим античным философом языка, логоса, открывшим двойственную природу языка, обнаружив в грамматических и семантических значениях языка его более глубокий, логический уровень, доказавший реальность взаимодействия логических и языковых форм. Прошло уже 140 лет с тех пор, как лингвистический мир был оповещён о мировом открытии в языкознании, сделанным Бодуэном де Куртенэ в 1870 году, открытии, которого до сих пор не заметили некоторые лингвистические ретрограды. Бодуэн де Куртенэ был выдающимся философом языка, увидев в физических членораздельных звуках человека нечто обобщённое, абстрактное, некие мельчайшие психические — а это значит, — логические формы — фонемы, увидев в них сущность членораздельной речи и, следовательно, сущность языка.

«В Германии только начинают нащупывать ту почву, которая давно вспахана плугом Бодуэна» [Поливанов 1968:55]. «Фонология стала своеобразным демиургом, создав лингвистику XX века [Журавлёв 1990:101]. По мнению Журавлёва, фонология — наука фундаментальная, так же как математика, физика, химия. Её фундаментальность «следует видеть в том, что именно здесь оформилось представление о системном устройствереальной действительности. «Фонология стала центром функционально-системного подхода ко всем явлениям языка, т.е. сфера её применения — вся лингвистика в целом» [там же:171]. По свидетельству Журавлёва, «Леви-Строс, познакомившись с принципами фонологии, категорически заявил: «Фонология займёт в науках гуманитарного цикла такое же место, как ядерная физика в науках естественных» “ [Журавлёв 1990:150].

Отрицание фонемы и гиперболизация звука как основной единицы языка не случайно, это чисто эмпирическое языкознание, продолжение теории языка как собрания разрозненных фактов, сегментация или расчленение языка на какие-то дробные и совершенно случайные части, не определяющие сущности языка. То же самое можно сказать и о семантике. «Область значения предложения», а таковых значений даже в одном языке — миллионы и миллионы, средствами языкознания не решить, если эти значения изучать в каждом конкретном предложении, да ещё и расплывчатыми семантическими методами, методами синтаксической семантики. Цель каждой науки — выявление нечто общего, определённых закономерностейи законов в исследуемой области — в противном случае мы имеем дело не с наукой, а с набором фактов. Любая наука требует обобщений, сведения частного к общему, явления к сущности, отдельных фактов к закону их функционирования.

«Духа» у языка нет, хотя он был в нём обнаружен Арутюновой, ибо это мышление человека, владеющего данной знаковой языковой системой. Именно человек в своём мышлении «соединяет материю и дух», материю, которая императивно необходима, он превращает в абстракцию, в «дух» как нечто идеальное, находящееся в мозгу в виде логических фонем, понятий, суждений. Ни звук, ни буква не могут войти в мозг человека в их природном, девственном виде, мозг воспринимает их лишь в преобразованном, абстрактном виде как фонему (графему) в виде логических абстракций. Так называемый «дуализм языка» (материя и дух), о чём пишет Арутюнова, есть функция мышления, свойство законов познания.

Это именно то, что Ленин пишет об агностиках. Ленин, опираясь на достижения естествознания того времени, сформулировал идею об отражении как о всеобщем свойстве всей материи. В психике — это отражательная функция мозга [Ленин т. 18:91]. Эту же линию Ленин проводит и в другой работе: «В чём же суть его (агностика, — А.К.) линии? В том, что он не идёт дальше ощущений, в том, что он останавливается по сию сторону явлений, отказываясь видеть что бы то ни было „достоверное“ за пределами ощущений. О самих этих вещах… мы достоверного знать не можем, — таково совершенно определённое заявление агностика… Но ведь это чистое ребячество, что номенклатура может заменить философскую линию…» [Ленин 1979:104].