Алексей Кривоносов - Слово и мысль

Некоторые учёные пишут, что фонема до сих пор представляет собой загадку для науки. Например, считают, и не без оснований, что фонема — удивительный феномен: она предстаёт перед нами и как лингвистический феномен, и как мистическая тайна, двуликий Янус науки [Елистратов 2000:30]. Фонема — это парадокс языковой субстанции. Она как языковая реальность, как представление о «звуке речи» и существует, но не имеет… фонетической реальности: ни артикуляторно, ни акустически речь не членится на сегменты, соответствующие фонемам. «Фонема, выходит, вроде бы и есть, и её нет, она — звук, а звука-то и нет» [Журавлёв 1991:141]. У фонемы нет ни значения, ни формы. Фонема соотносится с определённой семантикой не сама по себе, а только в сочетании с другими такими же фонемами. Это значит, что на уровне отдельных фонем план содержания отсутствует, а, следовательно, нет оснований говорить и о плане выражения [Чесноков 1992:6].

Действительно, фонема — уникальная единица языка. А, впрочем, уникальна ли только она? Всё в языке уникально. Ведь и звуковая материя, какой бы язык ни взять, чужда мысли, случайна по отношению к мысли, но лишь в одном отношении она не только не случайна, но и необходима — как система условных понятий по общественному договору общества. Ведь под рукой у человека ничего подходящего не нашлось, чтобы одеть свои мысли, которые появились ещё до материальных знаков, во внешние формы знаковой, материальной манифестации, и чтобы с помощью этой знаковой системы мыслить (одного невербального мышления недостаточно, иначе человек так и не появился бы на свет), — а это значит мыслить одними и теми же, общими для всех людей, логическими категориями, общаться с себе подобными, и в конечном счёте выжить как человеческий род. Хотя физические звуки ничего общего не имеют с мыслью, сугубо духовным, идеальным образованием, и не могут войти в мозг и выйти из него именно как некие материальные вещи, предметы, тем не менее встреча физической материи (звуков, букв) с мыслью сама по себе только кажется совершенно случайной, если не учитывать того, что не она, физическая материя, звуки заказывают музыку, а, напротив, идеальное, мозг находит себе удобную знаковую систему для самовыражения (ни одна из возможных материальных систем — мимика, жесты, флажки, светофор, костёр и пр. для этих целей не подходит).

В основе материи звуков заложеныфонемы как нечто идеальное — звуковые понятия, которые не существуют помимо материи звуков, так же как и последние бессмысленны без фонем, без идеального — и звуки, и идеальное (фонемы) взаимонеобходимы. Так что фонемы, как звуковые понятия, как идеальные формы мысли, живущие только в мозгу, вынужденно должны воплощаться в чуждом им природном материале — в физических звуках. Вот как раз из диалектической необходимости встречи разнородных и случайных по отношению друг к другу стихий и рождается то, что мы по давней традиции называем «языком». Традиционно понимаемый «язык» есть звуковая и графическая природная материя, растворившаяся в идеальной, абстрактной, логической мысли. Поэтому на самом деле «язык» состоит из сплава материального и идеального, сплавленного звуками, буквами и мышлением. То, что мы называем «языком», есть общественный конвенциональный договор между людьми о том, под каким звуком (буквой) мы будем понимать то или иное логическое понятие. Это не более как произвольный договор между людьми, которые даже не догадываются о том, что их «язык» есть на самом деле их семантическое, языковое, знаковое мышление как абстракция первого этажа, облечённое в физическую материю знаков, в основу которых органически, необходимо заложены логические формы мысли как более высокие абстракции второго этажа.

Так как для процесса мышления и процесса коммуникации важна не сама природная материя (хотя без неё нет ни мыслей, ни общения, ни человека!), а то, что лежит на её основе — фонемы и графемы, т.е. категории мышления, то, следовательно, язык, внешне воспринимаемый как система материальных знаков, на самом деле есть система идеальных, логических форм — фонем и графем как низших логических форм. С этой точки зрения язык, оказывается, есть мышление. Но так как, далее, язык есть средство выражения мысли в словах и в связях слов, а они выражают логические понятия и их связи, т.е. логическое мышление, то и с этой точки зрения язык есть тоже мышление.

Фонема есть непосредственная манифестация в лингвистике основного вопроса философии — о диалектическом противоречии между материальным и идеальным. Фонология — это философия фонетики. В языке как системе материальных знаков заложено противоречивое единство материального и идеального, все без исключения языковые единицы (звук, буква, морфема, слово, предложение, текст) имеют двойственнуюприроду. Язык — это не просто структура, система, он есть условное материальное, звуковое, графическое инобытие структуры мысли, подобно тому как система стоимостных отношений есть инобытие вещественных общественных отношений.

Аналогичную мысль высказал немецкий лингвист В. Нойманн. При любом употреблении языковых знаков (устно или письменно) отчётливо видно противоречие, оно является постоянно действующим, неизбежным для функционирования языка. Суть его в следующем. Физический феномен — это «носитель» мыслительного содержания, люди производят колебания воздуха или изменяют условия отражения света на бумаге. Это и есть последовательность фонем или графем, а носитель языка их понимает спонтанно. Эти акустические и оптические раздражения кажутся именно материальными, физическими, с помощью которых происходит «передача мыслительных содержаний от человека к человеку». Это и есть нейрофизиологическийсубстрат этих раздражений, которые не сводятся к материи, не есть физические феномены. Это психическоеявление, представленияобразов предметов, свойств, отношений действительности (т.е. логические звуковые понятия, — А.К.). [Нойманн 1979:81]. «Психологизм» Бодуэна хорошо вписывается в рамки диалектико-материалистической теории. Если бы он назвал свою фонему не психологической, а логической единицей, он бы не ошибся: от этого ничего бы в сущности фонемы не изменилось: и в том, и в другом случае он создал бы совершенно диалектическую теорию фонемы. На деле он её так и понимал — как единицу м ы ш л е н и я, следовательно, как мельчайшую логическую форму мысли.

Послушаем теперь Маркса. Так как язык — явление социальное, то Маркс указывает на ту близость, которая обнаруживается между таким сугубо социальным явлением, как стоимостью и языком. В мозгу индивидуальных производителей товаров отражается двойственный характер общественного труда, создающего потребительские стоимости, а тем самым и стоимости. Маркс пишет: «… люди сопоставляют продукты своего труда не потому, что эти вещи являются для них лишь вещными оболочками однородного человеческого труда. Наоборот, приравнивая свои различные продукты при обмене один к другому как стоимости, люди приравнивают свои различные виды труда один к другому как человеческий труд. Они не сознают этого, но они это делают. Таким образом, в стоимости не написано на лбу, что это такое. Более того, стоимость превращает каждый продукт труда в общественный иероглиф. Впоследствии люди стараются разгадать смысл этого иероглифа, проникнуть в тайну своего собственного общественного продукта, потому что определение продуктов как стоимостей есть общественный продукт людей не в меньшей степени, чем, например, язык» [Маркс, Энгельс т. 23:84]. «Поэтому общее, являясь, с одной стороны, всего лишь мыслимойdifferentia specifica, вместе с тем представляет собой некоторую особеннуюреальную форму наряду с формой особенного и единичного» [Маркс, Энгельс т. 46, Часть 1:437].