Алексей Кривоносов - Слово и мысль

Чтобы понять истинную сущность языка, надо прежде посмотреть, из чего он состоит и дать его элементам диалектическое истолкование. Язык состоит, как принято считать, из слов, но сами слова не есть нечто цельное, они тоже состоят из своих более мелких частиц, из букв и звуков, и в то же время сами слова как структурные элементы входят в более крупные языковые единицы — предложения. Все эти строительные элементы языка, разные по своим функциям, можно назвать общим для всех термином — знак, который уже давно существует в языкознании.

Многие лингвисты спотыкаются даже в простейшем вопросе, который, казалось бы, всем давным-давно понятен и известен: что такое язык? Мы слышим звуки, читаем буквы, думаем словами, слышим и понимаем слышимое, пишем прозу и стихи, — и всё это считаем языком. Говорить так обобщённо о языке — мы сразу же теряем границы того, что называем языком. В более узком масштабе языком иногда считают лишь слышимые звуки и видимые и написанные буквы. Но есть ли язык лишь эта физическая субстанция, материя?

Вот тут и встаёт вопрос о сущности языка. Если я произношу слово берёза , меня понимают, имеют в виду один из сортов дерева. Но кроме меня и все остальные русские люди тоже произносят это слово и его тоже понимают все. Кроме того, это слово разными людьми произносится и пишется по-разному, в сотнях различных фонетических и графических вариантах, и инструментальный анализ показывает, что нет и двух одинаковых произношений и написаний. И тем не менее все люди понимают это слово как дерево , называемое берёзой . Почему? Значит, в основе понимания смысла этого слова лежат не только, вернее — не столько сами звуки. А нечто, лежащее в глубине, невидимые звуки, общие для всех людей, говорящих на этом языке — логические абстракции от этих звуков — фонемы(от букв — графемы).

Рассматривать структуру знака удобнее всего начинать со слова, как общепринятого понятия во всех языках и для всех людей. Но оказалось (см. Главу 1), что знак (слово) состоит из четырёх взаимодействующих, взаимосвязанных и взаимопредполагаемых уровней: (1) звук, буква как материяэтого знака; (2) идеальный образ этого знака как фонема, графема; (3) идеальный образ отражаемого внешнего предмета как логическое понятие; (4) материявнешнего предмета.

Все эти уровни, как отмечено, взаимопредполагаемы. Это означает, что из слова как знака ни один из указанных уровней не может быть изъят без того, чтобы не развалилось всё слово. В слове есть звуки, буквы, без них нет слов (1). Мы слышим и читаем звуки и буквы в чьём-то, отличном от моего, исполнении, но мы, тем не менее, понимаем эти звуки и буквы. Электронная машина, например, этого никогда не разберёт и зафиксирует один и тот же звук в исполнении разных людей как разные единицы, ничего общего не имеющие одна с другой. Человек же увидел в одном и том же звуке (букве), но в исполнениях разных людей, одно и то же, потому что до этого эти звуки у него в сознании отложились как абстрактные представления об этих звуках, как логическое понятие — фонемы (2). Но звучащая или написанная цепочка звуков (букв), отложившаяся в моём сознании в виде её идеального образа, в виде фонемы (графемы), одновременно стала для меня другой идеальной или логической формой в виде названия внешнего предмета — понятием (3).

Знак, как мы видим, есть последовательная четырёхуровневая цепочка составляющих её ингредиентов (1) — » (2) — » (3) — » (4), образованная из двух материальных внешних предметов (1) и (4), т.е. цепочки материальных звуков или букв и материального внешнего предмета, и из их двух внутренних, абстрактных, логических образов, т.е. цепочек фонем и понятий, имеющих одно и то же имя — берёза . Значит уже в самом знаке представлены частица и материального мира, и её идеальный образ в сознании, они диалектически взаимодействуют, и они неразлучны. Это порождает вопросы о характере функционирования самой нейронной системы мозга — как она, сама будучи материей, порождает в себе самой образы внешней материи, превращает материальное в идеальное, а идеальное — в материальное.

Итак, невозможно знаку обойтись хотя бы без одного из четырёх своих структурных составляющих, потому что изъятие хотя бы одного и них, любого, разрушает знак как языковой знак. Это ведёт нас к далеко идущим выводам о том, что, поскольку язык состоит из слов, т.е. языковых знаков, то эти четыре уровня должны преследовать нас повсюду, какие бы теоретические языковые проблемы мы не решали, будь то, например, соотношение языка с мышлением, сознанием, логикой, речью, текстом, действительностью или с более частными проблемами теоретического языкознания.

Выше была раскрыта структура языкового знака как взаимодействие его четырёх аспектов, уровней мышления: материя знака (1), её идеальный, абстрактный, логический образ как низшая логическая форма — фонема, графема (2). Сами по себе эти логические формы — фонемы и графемы — в мозгу существовать не могут, это бессмыслица, они должны иметь свой внемозговой материальный субстрат во внешнем мире. Иначе для чего тогда нужны пустые логические знаки, которые уже и не знаки? Если я слышу звук (слово) и он для моего сознания ни с чем не связан (китайский язык для меня), ни на что не указывает, то это — не знак: знак присутствует лишь в знаковой ситуации: говорящий — предмет беседы — слушающий. Если знак заканчивается двумя первыми фазами (1), (2), и за этим знаком не скрывается объект коммуникации и познания, то этот знак, его материя, отрицает самого себя, он уже не знак.

Чтобы абстракция звука (фонема) стала знаком, звук должен иметь выход на реальный, внешний предмет, с которым этот звук связан условно, произвольно. Значит цепочки фонем и графем, как логические абстракции (2), переносятся на образ реального внешнего предмета, т.е. логическое понятие (3). Следовательно, абстракция звука, фонема ( дерево ) (2) есть в то же время и логическая абстракция, понятие (3) о реальном предмете ( дерево ) (4). Уровни в знаке (2) и (3) — одно и то же, нет названия знака ( дерево ) (2) без одновременного названия того же предмета ( дерево ) (3). Даже цепочка фонем в словах типа ведьма, русалка , которых в действительности нет, (2) вызывает в сознании определённый чувственный образ предмета ведьма, русалка , причём у каждого человека он видится по-своему. Кстати, и любой реальный, знакомый предмет при его наименовании у каждого человека ассоциируется по-разному, в зависимости от его знаний, образования, опыта.

Но если у меня в сознании возникает фантастически представляемый мною абстрактный, логический образ, понятие ведьмы (3), то он, этот образ или понятие не существует в полном одиночестве, сам по себе, он вызывает у меня в мозгу представление о реальной ведьме , за моим представлением должен скрываться реальный предмет (4), последняя фаза в модели знака. Здесь происходит переход нашего абстрактного мышления в чувственное, иначе: услышанное или прочитанное слово вызывает в моём сознании образ внешнего предмета. Так же происходит и обратный процесс — при виде реального дерева (4) у меня в сознании сразу же всплывает его идеальный образ (3). Здесь происходит переход моего чувственного мышления в абстрактноемышление. Иначе этот материально-идеальный процесс не существует — один уровень мышления мгновенно переходит в другой уровень, абстрактное — в чувственное, а чувственное — в абстрактное. Процесс коммуникации между людьми всегда протекает на двух его уровнях мышления — в форме абстрактного, т.е. логического (3) и в форме чувственного, наглядного мышления (4). Для того и существует мышление, чтобы в мозгу, т.е. идеально, логически (3) отражать реальный предмет в его чувственной, осязаемой, видимой, слышимой или представляемой форме как наше представление о реальном предмете (4).