Алексей Кривоносов - Слово и мысль

Значит, языковой знак, если это языковой знак, а не просто посторонний звук, то мы имеем дело с реальным четырёхфазовым или четырёхуровневым языковым знаком. Этот знак со всеми его свойствами и лежит в основе того, что мы называем языком, и любые языковые знаки, т.е. членораздельные звуки, буквы, цифры, символы химии и логики, чертежи, графики и др. состоят из этих обязательныхпризнаков. Следовательно, природа языкового знака лежит в основе человеческого мышления, в основе всех аспектов соотношения и взаимодействия языка с мышлением, сознанием, логикой, речью, текстом, действительностью. Какой бы вопрос теоретического языкознания мы ни затронули, мы неизбежно упрёмся в теорию знака, его диалектическую четырёхуровневую сущность. Без одной из этих необходимых сторон языковой знак исчезает и превращается в обычную материю (китайский язык для русского). Языковой знак и, следовательно, язык отражает сущность человека, построен по мерке человека.

Язык — величайшая сила в человеческом обществе. Язык — это умерщвление чувственного мира в том виде, в каком он нам представлен в глазах, в ушах, в восприятиях, в ощущениях. Всё переходит в мозг, весь мир переходит в мозг, оседая в нём в виде его абстрактного, логического двойника. В этом и состоит «удвоение мира» для человека. В этом как раз и состоит сущность языка — как инструмента сотворения этого «второго мира». Едва ли удастся кому-либо, не сделавшись философским фантастом, логически доказать реальность «двусторонности» языкового знака, т.е. то, что неживая материя может мыслить, как и живая — мозг. Мысль живёт и умирает только в мозгу. Вне мозга, в звуках, в буквах, в предложениях, в романе мысль сама по себе существовать не может. Другое дело — надо ещё доказать, как материя знака, не похожая на тот предмет, который она манифестирует, и не похожая на те следы, которые от неё остаются в мозгу, переходит в мозг, становится достоянием нервных клеток и живёт там не как материя знака и не как предмет, манифестируемый этим знаком, а как абстракция, идеальное, как логическая форма мысли — в виде фонемы, графемы, понятия, суждения, умозаключения.

Как традиционно считается, язык — это материальная субстанция в виде системы знаков (устных или письменных) плюс то идеальное, значение, которое скрыто в этой материи. Действительно, как бы мы ни понимали язык, материю знака не обойти, без материального знака в любом виде его субстанции язык не существует: но он и существует постольку, поскольку кроме своего материального субстрата, материальной среды своего обитания — звуков и букв — он имеет ещё и вторую, главнейшую среду обитания — мозг, но уже не в виде живой материи самого мозга, не в виде внешней мёртвой физической материи звуков и букв, и не в виде физической материи реальных предметов ( коров, лошадей ), а в виде идеального, абстрактного образа звуковой и буквенной материи знаков — фонем и графем и их структурных связей виде понятий, суждений, умозаключений. На этом материальном уровне звуки и буквы как бы и остались как природная материя, если бы они не передавались по рецепторам в мозг. Но в мозг они не могут войти в своём первозданном виде, как звуки и буквы, так же, как и выйти оттуда, там для них нет места. Они должны быть преобразованы в их идеальные двойники, логические формы в виде фонем и графем — как низшие логические формы. Только так осуществляется процесс отражения и познания в мышлении — через материальные знаки, но уже в виде их идеальных, логических форм, в которых предстаёт перед нами весь материальный мир, а также внутренний, духовный мир человека.

Хотя мы уже очень многое знаем о языке, и тем не менее, что же всё-таки язык? Этот вопрос задавали себе сотни языковедов, психологов, философов, логиков и учёных других специальностей. Интуитивно мы понимаем, что такое язык или то, что мы обычно называем языком, но определить его истинную сущность очень трудно. Трудно, разумеется, если исходить лишь из понимания языка изнутри самого языка или того, что мы обычно называем языком, игнорируя всё то, что его окружает. Мы всё время пытаемся определить неизвестное через неизвестное. Но если в центр языка поставить человека, то нам сразу становится ясным направление, по которому надо двигаться. Некоторые подсказки в этом направлении языковеды уже получали неоднократно, например, такие: «Язык — это система знаков, в которой единственно существенным является соединение смысла и акустического образа, причём оба эти элемента знака в равной мере психичны» (Соссюр 1933: 39). «… Свойства данной вещи не возникают из её отношения к другим вещам, а лишь обнаруживаются в таком отношении» (Маркс, Энгельс, т. 23: 67).

Человек мыслит мозгом, использует для этого мёртвые материальные, природные знаки, звуковые и графические, живущие вне мозга человека. Для того, чтобы выразить задуманную мысль, говорящий находит и использует для неё соответствующие материальные знаки — устные или письменные. Слушающий и читающий слышат эти звуки и видят эти буквы (уровень в знаке (1)), которые у него в мозгу ассоциируются с некоторыми предметами и оседают в сознании как их абстрактные, идеальные, логические образы, называемые мельчайшими логическими формами — фонемами (2). Эти же абстрактные, идеальные образы реальных звуков и букв в то же время ассоциируются с идеальными образами реальных предметов — понятиями (3), абстрагированными от реальных предметов (4). Язык — это и есть модель знака, а модель знака есть, следовательно, модель языка. Всё, что сказано о знаке и о фонеме, относится и к понятию «язык»

Можно, конечно, языком называть лишь материальные знаки, не проводя далее связующую линию к мышлению. Но тогда понятие «язык» теряет всякий смысл — в нём остаются лишь физические звуки и чернильные буквы, не оживлённые мыслью, следовательно, ни с чем не соотнесённые. Это всё равно, что знаком мы будем считать, например, кирпич, камень, окурок: они человеку ни о чём не говорят, кроме того, что все они суть материальные вещи. Значит, это материальные знаки, не связанные с мышлением, т.е. не язык. Ведь язык — не просто физические звуки, как лай собаки или гром молнии, а звуки, несущие какую-то информацию, общую для говорящего и слушающего. Следовательно, если к языку относить только его физическую субстанцию, мы теряем и язык, и мышление. Если же эти звуки и буквы признавать как некие материальные знаки, но несущие для человека какую-то информацию, то эти знаки становятся уже языковыми знаками и мы тут же включаемся в процесс мышления. Что же тогда язык — материальные знаки или мышление как идеальные образы материального мира, как идеальный процесс в нейронах мозга? Ни то, ни другое, или, напротив, и то, и другое? Прежде всего язык — это добровольная, совершенно произвольная связь материальных знаков и сознания. Эта связь работает по принципу: продуцирование и восприятие мозгом материальных знаков в виде их идеальных образов. В этом лежит ключ к пониманию сущности языка.