Алексей Кривоносов - Слово и мысль

Различие между чувственным мышлением и мышлением абстрактным, кроме всего прочего (их много), состоит в том, что чувственное мышление не требует знаков, т.е. посредников между предметом и мышлением, чувственный образ — тут же, в наличии, в сознании, я его вижу, ощущаю. Чувственное отражение сразу же через органы чувств передаёт сигнал в мозг, в котором и рождается образ самого предмета. Но при абстрактном мышлении знаки нужны, ибо без них мы не можем думать о реальных вещах в их непосредственное отсутствие. Если бы не было материи знаков, то не существовало бы и абстрактного мышления.

Гегель пишет: «Язык выражает лишь всеобщее, но то, что думают, есть особенное, отдельное. Поэтому нельзя выразить на языке то, что думают» [Гегель. Лен. Сборник, XII:223]. У Гегеля «то, что думают» — это конкретные чувственные образы предметов. Их, действительно, в знаковых структурах выразить невозможно, природу нельзя передать такой, какой ты её видишь. Но абстрактное мышление для того и существует, чтобы в совокупности знаков представить читателю (слушателю) живой образ действительности.

«В чём же в таком случае заключается различие между рассудком и чувством или способностью к ощущениям? Чувственное восприятие даёт предмет, рассудок — название для него. В рассудке нет того, чего бы не было в чувственном восприятии, но то, что в чувственном восприятии находится фактически, то в рассудке находится лишь номинально, по названию» [Фейербах. Ленинский сборник, XII, 1931:141].

Понятийные механизмы дают людям возможность выходить за рамки конкретного мыслительного, предметного образа как воспринимаемого, так и вспоминаемого или восстанавливаемого по памяти. К. Маркс пишет: «Название какой-либо вещи не имеет ничего общего с её природой. Я решительно ничего не знаю о данном человеке, если знаю только, что его зовут Яковом» [Маркс, Энгельс т. 1:107 — 108]. Вот это есть блестящий ответ тем «марксистским» лингвистам, которые, на словах следуя марксизму Маркса, на деле проповедуют обратное: по их мнению, идеальная сторона в знаке (её там вообще нет, она в сознании!), якобы не произвольна, не знаковая и, следовательно, отражает сущность предмета. Однако ни одно из слов не может раскрыть то содержание, которое оно обозначает, не может раскрыть сущность предмета, оно только указывает на предмет, но высказывания, составленные из тех же слов, раскрывают содержание даже событий, о которых мы решительно ничего не знали. Для связи слова и предмета одной номинативной, понятийной функции недостаточно. Нужна ещё новая, более высокая чем отдельные понятия функция — логические суждения, т.е. структурные связи между знаками, понятиями, из которых строятся суждения.

Языковые знаки служат средством перехода от чувственного мышления к мышлению абстрактному и обратно. Знаки — это представители соответствующих предметов (свойств, отношений) в мышлении человека, т.е. знаки этих предметов. Именно этими знаковыми формами отражения абстрактное мышление отличается от чувственной ступени познания, а мысли — от таких психических образований, как ощущение, восприятие, представление. Мысль как психическое явление не только связана с понятиями об отражаемых в них предметах и явлениях действительности (в модели знака — уровень (3)), но и самим знаковым материалом её служат слуховые или зрительные логические абстракции знаков (фонемы и графемы, в модели знака уровень (2)) в устной и письменной речи. Эти мельчайшие логические формы (фонемы и графемы), конечно, отличаются от логических понятий об отражаемых в мысли предметах и их связях.

Языковые знаки как необходимое средство рождения мысли — решающее средство, благодаря ему совершается переход от живого созерцания к мысли. Видя живой предмет, мы получаем сведения о нём в виде живого созерцания, в виде некоторого множества переживаемых нами ощущений и чувственных образов. Но параллельно с этим живым созерцанием совершается процесс вербализации чувственных образов. С помощью слов наименовываются переживаемые нами ощущения, в суждениях регистрируются те отношения, которые возникают в составе чувственных образов. Рождаются два отражения одного и того же предмета, сходных по названию, т.е. уровни модели в знаке (2) и (3) — это одни и те же абстрактные фонемы, но различные по материалу (уровень в знаке (2) — это звук, превратившийся в мозгу в цепочку фонем лошадь , а уровень в знаке (3) — это та же цепочка фонем, представляющая понятие о реальной лошади ). Так происходит перекодирование чувственно-образной информации о предмете ( лошадь ) в знаковую информацию, так совершается скачок от живого созерцания к абстрактному мышлению, и обратно — от абстрактного мышления к живому созерцанию, т.е. к понятию.

Итак, язык и мышление, вопреки тому, что о них часто пишут, не могут быть независимыми друг от друга явлениями, как и не могут быть самостоятельными органами мысли, о чём пишут «марксистские» лингвисты. Язык, как показано выше, есть не только материя знаков (1) и их идеальные образы, т.е. фонемы (2), но и идеальные образы внешних предметов, т.е. понятия (3) и сами реальные, чувственные предметы (4). Язык есть некий четырёхуровневый процесс взаимодействия материи знака и внешнего объекта через их абстрактные образы. Необходимыми и внешними для человека материальными объектами являются материя языкового знака (1) и реальный внешний объект (4), т.е. материальные вещи, воспринимаемые чувственным мышлением человека. Идеальные образы материи знака, т.е. фонемы (2) и внешнего объекта, т.е. понятия (3) рождаются в сознании человека, они не являются врождёнными, а воссоздаются в мышлении человека позже, по мере его взросления и приобретения жизненного опыта в обществе.

Но умственная деятельность человека невозможна без материи знаков (1), т.е. без самой начальной цепочки четырёхуровневого процесса мышления человека, ибо именно эти знаки дают просторы для совершенствования самой мысли. Но умственная деятельность человека невозможна и без предметов размышлений, т.е. без внешних или внутренних объектов (4), ибо язык для того и существует, чтобы на нём о чём-то рассуждать, что-то познавать, обобщать, общаться. В этом и только в этом заключается так называемое «влияние» языка на мышление, но фактически не языка, а только исходных материальных природных знаков, ставших языковыми знаками. Но и это не «влияние» языка на мышления, а лишь исходный материальный трамплин, создающий условия познания и коммуникации и являющийся первой ступенью создания знаковой системы и мышления человека.

Процесс мышления не есть раздельное существование какой-либо мысли как чего-то идеального, и какого-то речевого акта как чего-то материального. Материальное — это факт действительности, к которой относится вся физическая материя, в том числе звуки и буквы, а идеальное есть смысловое отражение той же действительности. Всё на свете одновременно и материально, и идеально, в том числе те же звуки и буквы, но идеально только потому, что на свете есть мыслящий человек, и это идеальное находится не в знаке, а в сознании этого человека, где с этим идеальным ассоциируются совершенно определённые материальные звуки и буквы и, следовательно, определённые внешние вещи.