Алексей Кривоносов - Слово и мысль

Утвердительный ответ на этот вопрос отражён в работах многих лингвистов, это происходит от неверного понимания взаимоотношения языка и мышления. «Какой лингвист, если он действительно стоит на материалистической точке зрения, не может не признавать наличие в языке внутренних законов? Многие процессы и явления в языке — результаты действия различных внутренних законов». [Серебренников 1983: 209].

Но тогда позволительно спросить, а кто или что побуждает язык к этим изменениям? Что в нём есть такого, что заставляет язык, т.е. материальные знаки стать самим субъектом действия? Иногда к этим движущим силам языка относят так называемые «экстралингвистические факторы» в виде общества, мышления, а «интралингвистическими факторами» в языке остаётся всё остальное — лишь материя знаков. [Панфилов 1983:16]. Лосев выводит языки и за пределы мышления, и за пределы действительности. «Языковой знак занимает среднее положение между субъективным мышлением и объективной действительностью и зависит от того и другого и без них не существует. Знак — это своеобразное бытие, не сводимое ни на чистую мысль, ни на слепую, никак не осмысленную текучую действительность. Язык и его знаки образуются стихийно и имеют свои собственные законы развития, не зависящие ни от чистой мысли, ни от законов движущейся действительности. Сводить законы развития знаков на законы чистой мысли было бы удушающим идеализмом». [Лосев, СЛЯ, 1977, №1].

Если считать языковые знаки материальными и только материальными, то это означало бы отрыв знаков от мышления, но знаки, изолированные от мысли, перестают быть знаками. Материя знаков — необходимое средство существования и формирования мышления. Языковые знаки есть материальная форма, внешняя, условная, произвольная, есть как бы внемозговая «оболочка» мысли, ассоциативно связывающая знак с мышлением. А вне условной связи знака с мышлением знаки были бы набором бессмысленных звуков. Следовательно, нет не только мышления без знаков, но и знак не существует вне связи с мышлением. Но единство знаков и мышления следует понимать не в том, что мышление есть составная часть знаков, а материя знаков — составная часть мышления, а в том, что знаки языка стихийно, условно, немотивированно, и в то же время прочно ассоциативно связаны между собой в единый процесс отражения действительности на его рациональной, логической ступени.

Язык — «непосредственная действительность мысли»? И да, и нет. Да, в том смысле, что только через знаки мы опознаём мысли говорящего и пишущего, только благодаря знакам мы познаём мир и общаемся с себе подобными. Нет, в том смысле, что самой мысли нет в знаке, так же, как и самого знака нет в мысли. Следовательно, мысль, судя по структуре языкового знака, лишь ассоциативно связана с определённым знаком, как бы вынесена из мозга в знак, но хранящаяся в сознании. Мысль в голове человека невидима, неосязаема. Чтобы её увидеть или услышать, она должна «перейти» в звуки или буквы языка как их ассоциативные идеальные отпечатки, находящиеся в мозгу. Язык как бы становится той же мыслью, но вне мозга, копирует мысль, которая находится в мозгу, ибо больше ей негде быть.

Здесь возможны многие вопросы о соотношении внешнего звука (материи) и внутримозговой идеи (идеальное, образ). На самом деле звуки родились от мысли в голове говорящего, для каждой мысли в мозгу имеется свой идеальный образ, идея материального знака. Образ этого материального знака транслируется в органы речи (пальцы руки). Материальный знак индуцирует связанный с ним идеальный образ в чужом мозгу. Следовательно, между двумя мозгами как бы стоят одни и те же идеальные образы, идеи, понятия одних и тех же материальных явлений, вызываемых одними и теми же материальными знаками. Точно так же происходит и познание, и коммуникация, и тут, и там — одно и то же мышление человека.

Но, например, Комаров считает, что мысль «не чисто идеальна», что она сама есть знаковая форма, отражающая вещи. Это заблуждение, во — первых, противоречащее марксизму, на позиции которого стоит Комаров: мысль не может быть оторвана от мыслящего мозга. Во — вторых, если знаковая форма органически входит в саму мысль, делая её не чисто идеальной, то это есть отрицание сущности условного, немотивированного языкового знака и психофизиологических законов познания реальной действительности. Знак связан с мыслью не только своей материальной стороной, которая как была мёртвой материей, так ею и остаётся (это материя вне мозга), но и своей идеальной стороной (но идеальный образ знака — в мозгу). И это главное — материя знака (1) живёт в сознании в её идеальной форме в виде фонемы (2), и именно эту идеальную форму знака в мозгу и принимают за весь материальный знак, считая вследствие этого, что язык и мышление «неразрывны», и называют мысль «языково-знаковой формой».

Диалектический материализм, как пишут ошибающиеся философы, учит, что роль языка в познании определяется тем, что он «неразрывно» связан с мышлением, что мысль передаётся другим людям в форме материальной оболочки, что язык поэтому есть носитель наших знаний, закрепляет человеческий опыт и передаёт его из поколения в поколение. На первый взгляд, действительно, кажется, что язык «неразрывен» с мыслью, что без языка нет познания, что язык «накапливает и передаёт» наши знания. Но это рассуждения лишь с позиций «здравого смысла» — мы всё это так видим и это совершается ежесекундно на наших глазах, это поверхностный взгляд, взгляд с позиций «явления» (т.е. предмет является перед нашими глазами), а не с позиций внутренней «сущности» предмета: «всё, что видим мы — видимость только одна, далеко от поверхности моря до дна». Отождествление языка и мышления, вместо того, чтобы раскрыть специфику каждого из них в их специфическом, диалектическом единстве, — вот что мешает многим лингвистам и философам установить место истинного соотношения языка и мышления.

Являющийся одной из центральных проблем науки о языке, процесс понимания формулируется в современной лингвистике как проблема, далеко выходящая за рамки одной только лингвистики. Понимание — психический процесс, в котором язык выступает как одна из сторон единого целого. Разграничивать мышление, речь, память, внимание, восприятие, понимание, эмоции и другие психические процессы можно только в целях научного исследования — в реальных жизненных процессах они функционируют в едином ансамбле.

При восприятии речи различные сигналы (звуки, слоги, слова) поступают к человеку последовательно, друг за другом, параллельно с линейным и временным развёртыванием текста. Поскольку сама по себе мысль нематериальна, не дана органам чувств, поэтому её нельзя ни увидеть, ни услышать, ни осязать, ни попробовать на вкус. Следовательно, ходячее выражение «обмен мыслями» абсурдно. «Обмен мыслями» — сложный процесс, это материальное воздействие звуками (буквами), структурированными в фонемы (графемы), на мозг воспринимающего через рецепторы, с помощью которых мы «не передаём», а вызываем аналогичные идеальные образы, мысли в его голове. Понимание в процессе общения возникает потому, что слушатель воспринимает не мысль как таковую, а лишь материальную, знаковую форму языковых единиц, которая вызывает у него мысль, приближающуюся по своему содержанию к мысли говорящего.