Алексей Кривоносов - Слово и мысль

Некоторые психологи считают необходимым выделять особую разновидность мысли, обусловленную взаимодействием чувственной и логической ступенями познания действительности. Пример: Прекрасно! (закат солнца на Чёрном море). Предмет суждения (субъект) отражён в сознании в виде восприятий ( море, закат, вода ); а вербализованный предмет Прекрасно! является неопределённым, неясным, но тем не менее предмет суждения собеседникам ясен: он подсказывается ситуацией. Определённое состояние природы представлено в сознании в виде чувственных образов. Это и есть, по мнению некоторых психологов, переход абстрактного мышления в чувственное, и наоборот — чувственного в абстрактное.

Информативные потенции неязыковое мышление достигает своей высшей точки в некоторых формах логических умозаключений — в сокращённых логических силлогизмах или энтимемах. Такой литературный жанр, как и анекдоты, построены исключительно на сокращённых силлогизмах. В этих текстах невербальное мышление обретает истинную жизненную ценность, расцвеченность мысли, оголённую от языковых знаков до предела, именно в таком виде, как она родилась в нейронных клетках мозга, не будучи «отягощённой» никакой звуковой или графической материей. Художник не преподносит читателям или зрителям готовое логическое обобщение в виде умозаключения, а только будит их мысль и даёт ей направление. Он предъявляет свою мысль не в готовом виде, а побуждает читателя и зрителя извлекать её самому из чувственных образов. Поскольку образы конкретны, они отражают самые различные стороны действительности, и идеи автора можно извлекать из них по-разному. Реципиент творчески выводит идею из предъявленного ему произведения, из его образов на основании своего интеллекта, вкуса, жизненного опыта.

Авербальное мышление проявляется также в графике, мимике, формах умолчания. Не только языковые знаки выполняют роль первичной репрензентации мира, но и естественным языком становится вся знаковая система, берущая на себя эту роль. Поэтому главенство звукового языка относительно, его место занимают также визуально-графические, мимические, смешанные формы, разнообразные фигуры умолчания.

Далеко не всё существующее в человеке богатство чувств, мыслей он способен выразить в речи. Многое он выражает всем своим существом, телодвижениями, мимикой, интонационными оттенками, взглядом, кивком головы, взмахом руки, многозначительным молчанием. Язык тела может сказать куда больше, чем могут выразить слова. Понимать язык жеста, интонации то же самое, что читать книгу в оригинале, не полагаясь на перевод. Психологи давно установили, что «зык тела» выражает то, что мы не хотим или не можем сказать. Он гораздо более правдив, чем все те слова, которые мы говорим друг другу.

Врачи-психологи изучали этот феномен и пришли к ряду интересных выводов. Оказывается, что человек подсознательно доверяет больше не словам, а тому, как они были сказаны. Было установлено, что степень доверия человека словам составляет всего лишь 20%, тогда как степень доверия к авербальному общению — 30%. Но больше всего, как ни странно, мы доверяем интонациям собеседника и другим паралингвистическим компонентам общения (темп речи, паузы, смешки и др.).

Смысл целого высказывания всегда больше суммы значений образующих его слов. Это не сложение смыслов, а порождение нечто нового. Использование языковых знаков в живой речи на разных уровнях понимания различно. При общем схватывании смысла их роль минимальна, главное здесь — в запоминании. При необходимости внутренней переработки роль языковых знаков максимальна. Сокращение знакового материала приводит к всё большему сгущению смысла, превращаясь в язык логических комплексов, в самые различные логические формы.

Языковой знак нужен человеку, чтобы 1) самому себе уяснить свою мысль, 2) удержать её в голове, 3) через материю знака возбудить ту же мысль в голове слушателя (читателя), 4) через материю знаков передавать грядущим поколениям накопленные человечеством знания. Взаимоотношение вербального и невербального мышления можно сравнить с игрой шахматиста без шахматной доски, вслепую, и с шахматной доской. Сравнение языка с шахматами в указанном отношении приводит к постановке вопроса — нужны ли языковые знаки для мышления? Играть в шахматы без доски можно, но это даётся немногим. Ибо для этого нужно удерживать в голове расположение всех фигур на доске, а это и есть синтаксическая структура шахмат, которая коренным образом меняется после каждого хода. Такой вид игры связан с большим напряжением ума. Шахматисту, способному играть вслепую, не глядя на доску, прежде надо было хорошо, на уровне гроссмейстера, выучиться играть в шахматы, глядя на доску, видя реальные фигуры, клетки, т.е. материальные знаки. Точно так же можно думать музыкальными звуками, издавая их, но для этого надо было ранее делать значительные практические музыкальные упражнения.

Точно так же обстоит дело и в языке. В повседневной жизни мы пользуемся преимущественно авербальным мышлением, не прибегаем к знакам, опускаем многие слова и предложения, как бы ускоряем процесс мышления, освобождаясь от само собою разумеющихся слов и выражений. Но для этого существует главное условие — надо хорошо овладеть вербальным, звуковым или письменным языком.

Запас знаний — это богатство нашего сознания, весь наш запас сведений о предмете, мире. Это психологическая и лингвистическая апперцепция. Значение знака не передаётся из одной головы в другую, не возбуждает в чужой голове идентичных идеальных образов, если эти образы в голове слушающего или читающего до этого ещё не существовали. Это и есть апперцепция, как зависимость восприятия новых предметов и явлений от предшествующего опыта, как внутреннее знание и понимание чего-то.

Функция контекста состоит в том, что он позволяет уточнить смысл высказывания, восстановить пропущенные части, и тем самым быть понятным для читателя. Невербальные средства в вербальном тексте для выражения мысли привычны для нашего сознания. Такие смысловые «блоки» выработаны человеческой деятельностью и закреплены в сознании общества, а в предложении — за соседними, непрямыми материальными носителями, тоже имеющими знаковую природу. Сейчас уже невозможно отстаивать марксистскую теорию «неразрывности языка и мышления», будто процесс мышления осуществляется только в формах языка. Куда девать тогда, в частности, апперцепцию, если этот багаж знаний не востребован в познании и коммуникации? Это означало бы, что накопленный обществом багаж знаний человеку не нужен.