Ася Пекуровская - «Непредсказуемый» Бродский (из цикла «Laterna Magica»)

Ibid .

Ibid . P. 159.

Ibid . P. 160.

Ibid . Р. 156.

Brodsky, J . On Grief and Reason. Op. cit. Р. 164. Перевод мой.

Заголовок книги, написанной по-русски, не был еще опубликован, следуя продуманной, как я это вижу, стилистике самого Бродского.

Brodsky, J. On Grief and Reason. Op. cit. P. 171–172. Перевод мой.

Читателю, возможно, будет любопытно узнать, что московское издательство «Терра», опубликовавшее в 1991 году указанную книгу Кирилла Хенкина, предприняло публикацию «Провинциального развлечения» Анри де Ренье под общей редакцией Михаила Кузмина, А. Смирнова и Федора Соллогуба в 1993 году.

Бродский, И. On Grief and Reason. Op. cit. С. 477–478. Перевод мой.

Дело Одена вызвало повторную огласку уже после смерти Иосифа, когда в 2007 году были опубликованы документы MI5 с показаниями об инциденте.

В сноске 146 имеется перевод.

Фрумкин, К. Пространство-время-смерть. Метафизика Иосифа Бродского. URL: http://www.countries.ru/library/twenty/brodsky/frumkin.htm

Brodsky, J. On Grief and Reason. Op. cit. Р. 268. Перевод мой.

Ibid. P. 270, 271.

Ibid.

Brodsky, J. On Grief and Reason. Op. cit. P. 278. Перевод мой.

Ibid. P. 278.

Brodsky, J. On Grief and Reason. Op. cit. Р. 289–290. Перевод мой.

Brodsky, J. On Grief and Reason. Op. cit. P. 290–291. Перевод мой.

«Сверхчеловек осуждает современную цивилизацию во имя древних цивилизаций, которые якобы дали людям дармовое счастье и были якобы основаны на принципах, которые ближе к человеческой природе <���…>. Хотя “тема возврата в средневековье” (общая для многих немецких мыслителей. – A. П.) часто использует совершенно иной язык, нежели язык “сверхчеловека”, и развивают именно те качества, которые и Стендаль, и Ницше атаковали, их оригинальные позиции аналогичны. Будь то видение средневековой гармонии Бердяева, или видение Стендалем криминального, декадентского Рима времен папы Александра VI, или видение Ницше Греции периода Дионисия, всюду наблюдается склонность к чисто легендарному пониманию истории, к созданию легенды о потерянном духовном отечестве, к приписыванию себе благородной родословной, которая должна, хотя бы частично, компенсировать тот факт, что ты должен жить в обществе глупых, достойных презрения масс». Милош, Ч . Легенды чудовища-города. Op. cit. С. 42–43).

Вот мой перевод этого стихотворения: It befell one time to a hard thing a bout As if excess days on a sundial’s snout Belched back, having enough and up to here With big future that counts to one with zeros. And around the hard thing, foreign and waddling, Mustered a gang, that yelped “Skedaddle!” And “Shake a leg and limp into your casket With your bone & stone you may hump a gasket!” But the hard thing replied with a skimpy word Don’t come near me, you, excess days’ horde! Bending lead or iron or a roofing tin Is not like brushing a young chick’s skin. And my ‘bone & stone’ or my glory’s clock From Jurassic days will avenge you, dogs. Through the years my grooves get far more intense Than immortal life with your burning censer.

Создан памятник мной. Он вековечнее

Найман, А. Заметки для памятника // Новый мир. 1997. № 9.

Of someone close in time: And faraway Descendant will enjoy my poems and my soul will be with his in close relations, and just as I enticed my generation, The future readers’d hear my poems toll.

Мандельштам, О. Op. cit. С. 235.

Вот этот текст, датированный 28 января 1928 года и написанный в Париже: Во мне конец, во мне начало. Мной совершённое так мало! Но всё ж я прочное звено: Мне это счастие дано. В России новой, но великой, Поставят идол мой двуликий На перекрестке двух дорог, Где время, ветер и песок… Вот тот же текст в моем переводе: I keep the end and the genesis I pride myself with little gnosis, Yet I’m a link as strong as granite, To me this happiness was granted. When new and great in Russia cuddle, They’ll build for me a two-faced idol. Just at a junction of two hands, Where time run into wind and sand.

Auden, W. H . Collected Poems. Edited by Edward Mendelson. Faber and Faber, 1991. P. 891–892. Привожу оригинал: “Now, as I mellow in years / and home in a bountiful landscape, / Nature allures me again. / Who are the tutors I need? / Well, Horace, adroitest of makers, bee king in Tivoli, and / Goethe devoted to stones, who guessed that – he never could prove it – / Newton led Science astray. / Fondly I ponder you all: / without You I couldn’t have managed / even my weakest of lines”.

«И вокруг твердой вещи чужие ей / встали кодлом, базаря “Ржавей живей” / и “Даешь песок, чтобы в гроб хромать, / если ты из кости или камня, мать”».

Эти строки в моем переводе звучат так: Gold rusts and steel gets deadly tired, Marble can crumble, all set to expire. But stronger yet remains an earthly gloom And most enduring royal heirloom.

Славянский, Н . Твердая вещь // Новый мир. 1997. № 9.

По Платону, Атлантида была потоплена Зевсом в наказание за гордыню.

Возможно, нечто подобное думал Леон Бакст, когда писал картину «Древний ужас» (1908). На полотне изображено его видение гибели цивилизации, которое впоследствии было интерпретировано как исчезновение Атлантиды. Но на переднем плане показана Афродита, спокойно взирающая на этот «древний ужас». Видимо, ей не знаком страх смерти.

Вот мой перевод: I am delighted in this rocker Of Muses, Rights, and Graces’ Chorus. Where Naso’s life got on the rocks And where shaped his poems Horace.

Хайдеггер, М . Парменид. Op. cit. С. 93–94.

Ibid. С. 94–95.

Brodsky, J . On Grief and Reason. Op. cit. P. 459. Перевод мой.

«То, что я осознаю сейчас и буду осознавать до конца своих дней, – это их непревзойденный ум, равных которому я еще не встречал». Ibid. P. 470. Перевод мой.

Brodsky, J . Less than One. Op. cit. P. 29. Перевод мой.

Brodsky, J. On Grief and Reason. Op. cit. P. 47. Перевод мой.

Ibid. P. 463.

В романе, который попал в историю литературы как “Bildungsroman”, описывается гомосексуальный опыт Спендера: знакомство с Оденом (под именем Симона Шилмота), а затем с Кристофером Ишервудом (под именем Уильяма Брэдшоу) сначала в Оксфорде, а затем и в Германии. Хотя Спендер был в Германии лишь в 1929 году, в романе он разбивает свой визит на два периода, приурочив второй визит к 1932 году и приходу к власти национал-социалистов. Посвящение фотографу Герберту Листу (выведенному под именем Йоахима Ленца), вероятно, следует читать с поправкой на эту политическую ситуацию.

Brodsky, J . On Grief and Reason. Op. cit. Р. 471. Перевод мой.

Ibid. С. 472.

Brodsky, J . On Grief and Reason. Op. cit. Р. 459–460. Перевод мой.

Ibid . Р. 469.