Дэниел Эверетт - Как начинался язык. История величайшего изобретения

Но отцы, относящиеся к разным поколениям, тоже могут очень сильно отличаться. Ценности, разделяемые многими представителями поколения моего отца, включают такие вещи, как приемлемость телесных наказаний, ожидание того, что женщина возьмет на себя большую часть работы по дому, а желания и приказы мужчины будут беспрекословно исполняться, а также отсутствие у детей права голоса при решении семейных вопросов. Эти отцы при возникновении разногласий между учителем и ребенком часто принимали сторону учителя. Они воспринимали ребенка и все, что у него может быть, как продолжение себя и своего имущества. Отцы, относящиеся к поколению моих детей, напротив, обычно избегают телесных наказаний, рассматривают семью в качестве союза равных, не ожидают беспрекословного подчинения по любым вопросам, часто помогают с уборкой и почти всегда встают на сторону ребенка при возникновении конфликтных ситуаций в школе. Отцовство в 1950-х гг. — совсем не то же самое, что в XXI в. Все потому, что культурная роль «отца» определяется изменяющимися культурными ценностями.

Если моя краткая сводка об эволюции отцовства в течение последних лет хоть в чем-то верна, тогда тот факт, что изменения затрагивают целые поколения, указывает на наличие разделяемых ценностей — культуры. Отчасти в этом и состоит значение культуры для группы. Все культурные роли демонстрируют сходные диахронические, географические, экономические и прочие изменения в зависимости от времени, пространства или популяции. Если перейти от ролей к убеждениям или от убеждений к общим понятиям, общим фенотипам (напомним, фенотип — это внешность и поведение индивида), сходствам в еде и музыке, то обнаружим множество примеров того, как разделяемые знания формируют различные культуры.

Отчасти эти общие психические элементы возникают в ходе жизни индивида, по мере накопления у него знаний и опыта взаимоотношений. В определенном смысле накапливаются они в нашем разуме и теле. У людей, выросших в одном сообществе, сходный опыт: климат, телевидение, еда, законы и ценности (например, жир — плохо, честность — хорошо, усердный труд — благочестиво). Эпизодическая и мышечная память скрепляет многообразие наших переживаний, а культурный опыт хранится в нас самих. Вероятно, наше «Я» или, по крайней мере, «чувство Я» — не что иное, как набор воспоминаний и апперцепций.

Как один человек понимает, что другой человек является частью той же культуры? Индексы могут воспринимать представители любой культуры, в действительности даже представители большинства видов. Они являются необходимыми для выживания подсказками для ориентации в среде. Поэтому мы понимаем, что способность связывать репрезентацию и форму — это древняя способность, присущая всем представителям рода Homo . Люди никогда не жили без нее. Однако для иконических знаков необходимо уже нечто большее. Создавая иконический знак или просто подбирая его в готовом виде, тот, кто его воспринимает, должен понимать, что у него есть физическое сходство с объектом репрезентации. Понимание индексов, иконических знаков или символов — это интенциональный акт, прямой или косвенный. (В силу того, что понимание означает хотя бы молчаливое осознание связей между знаком и предметом, на который он ссылается.) Однако индекс неинтенционален. Никто не планирует, что отпечаток ноги будет ассоциироваться с человеком. Это происходит само по себе.

Способность интерпретировать культурную информацию приходит постепенно. Все мы от рождения сначала находимся вне культуры и языка. Выходя из утробы матери, мы отчасти пришельцы («отчасти» потому, что изучение нашей новой культуры и языка начинается в утробе). Когда мы уже родились, то находимся вне культуры своей матери и наблюдаем ее. Наши чувства обеспечивают нас информацией. Требуется время, чтобы интерпретировать все то, что мы видим, осязаем, слышим и пробуем на вкус.

Примеров недопонимания, вызванного культурными различиями, в истории американских индейцев много. В XIX в. такие случаи стали настоящим «перстом судьбы». Коммуникация между ними много раз оказывалась неудачной вследствие неадекватного восприятия культур друг друга; нечто подобное происходит и между правительствами стран в XXI в. [178]Ранее мы обращались к договору 1867 г. у Медисин-Лодж.

Этот договор был недействителен с самого начала. В этом случае официальный договор с индейцами был расторгнут не из-за бесчестного поведения со стороны правительства, а потому, что стороны договора были не в состоянии осознать, что язык, выраженный в виде речи или письменных договоров, — это лишь видимая часть преимущественно невидимого пространства смыслов, которое является производным от ценностей, знаний и опыта — культуры — отдельных сообществ. Хотя люди могут читать одни и те же слова в тексте договора, наши интерпретации — рабы наших же допущений, основанных на убеждениях и знаниях, которые редко адекватно передаются буквальным значением слов. Это характерно для любых видов коммуникации.

В данном случае по договору правительство принимало на себя обязательства обеспечить индейцев продовольствием, чтобы они могли прокормить свои семьи зимой. За обеспечение продовольствием отвечал специальный правительственный орган. Конгресс должен был ратифицировать подписанный договор. Каждый этап этого процесса зависел от работы отдельных учреждений, у каждого из которых были свои сроки и приоритеты. Индейцы о ратификации не задумывались. А следовало бы, поскольку, когда они пришли за продуктами, еще до того, как договор был ратифицирован, склады были пусты. Правительство не поставило продовольствие, потому что договор еще не был ратифицирован. Как бы там ни было, индейцы решили, что их обманули.

С другой стороны, правительство исходило из того, что индейцы, согласившись жить в резервациях, отныне будут считать себя обязанными находиться там постоянно и всегда подчиняться требованиям закона. Однако вечные обязательства перед кем бы то ни было, кроме собственных семей, были для индейцев чуждым понятием. Они воспринимали мир совершенно иначе. Они никогда бы не приняли на себя обязательств, которых от них ожидали. Все это было бессмысленно. Правительство не особенно задумывалось об интерпретациях индейцев, основанных на их собственных культурах. А следовало бы. Вождь команчей Куанах Паркер, присутствовавший на этом злосчастном собрании, по крайней мере, умел учиться на ошибках. В будущих договорах с белыми людьми он учитывал значение «темной материи» невысказываемого. Он подробно расспрашивал своих партнеров о возможных допущениях, которые белые люди делали до подписания договоров (хотя тому, кто находится вне культуры, никогда не удастся задать все нужные вопросы).