Коллектив авторов - Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Удастся ли герою разгадать загадку зоны «Покров-17»? Нет ничего непосильного для русского человека. Он и бермудскую тайну разгадает, под поллитру-то – помните ведь: «На троих его даешь! Разошелся – так и сыпет: «Треугольник будет выпит! Будь он хоть параллепипед, будь он круг, едрена вошь!».

Пьют в книге «Покров-17» много и охотно, так что можно не беспокоиться – все у героя получится. В этом плане он даже несколько удачливее автора.

Начинается текст бодро и нелепо.

Герой повести едет в ржавом УАЗе-«буханке». За рулем машины – «небритый сорокалетний мужик в потасканном камуфляже, на его коленях укороченный автомат Калашникова» . Читателю уже насторожиться бы, вылезти поскорей из ржавой «буханки» текста да захлопнуть дверцу… Но, в конце концов, может, именно магия авторского таланта помогает водиле трястись по дороге, рулить и давить на педали таким вот идиотским образом, с автоматом на коленях.

Герой едет в «буханке» не один. Помимо него и небритого шофера, в салоне еще трое дядек «в камуфляже и с автоматами, в черных вязяных шапках. У них уставшие лица. Они не смотрят на меня. Я не смотрю на них».

Если не смотришь – откуда знаешь, какие у них лица? Допустим, когда в «буханку» садились, бросил на спутников пытливый взгляд и отметил печать усталости. Но вдруг в дороге спутники покемарили маленько, отдохнули, а то и вовсе повеселели? Или вообще задумчивые лица стали у них? А может, отрешенно-спокойные? Или, наоборот, напуганные? Не смотришь – так и не выдумывай.

Компашка, значит, едет себе в ржавом УАЗе, за стеклом серое небо и грязно-желтое поле, погодка моросит и поддувает. В салоне же – былая роскошь в стиле «дорого-богато». Обшивка сиденья хоть и распорота и неизвестным творцом расписана черным фломастером, но она, обшивка – кожаная. Не удивлюсь, если приборная панель в «буханке» окажется из ценных пород дерева, а ручки на дверцах так и вовсе чистого серебра.

Пролог заканчивается, но автор не подводит и продолжает щедро сеять и моросить в главе первой.

Начинается глава свежо и оригинально – действие ее происходит чуть раньше пролога, герой изволил очухаться за рулем своих стареньких «Жигулей», стоящих на обочине и поразиться тому, что он не помнит кто он и как его зовут.

Ход для повестования сильный, нестандартный, свежий. Популярен у молодых талантливых авторов не меньше, чем «проснулся я с похмелья непонятно где». Да и вообще чувствуется культурная отсылка к анекдоту о мужике, который глядит на растущее в горшке деревцо и бормочет: «Могу ли я?.. Говно ли я?.. А, тьфу ты, вспомнил – магнолия!».

На часах героя 7:30. Он делает вывод: «Для вечера слишком темно. Значит, рассвет». В начале главы указана дата – 21 сентября 1993 года. Место действия – Калужская область. Не хочется, но огорчу автора. 21 сентября в Калужской области в это время уже почти час как светло, в 6:20 начинается день, а вот как раз вечером, в 18:38 он заканчивается и начинаются так называемые «навигационные сумерки». Если автор не в ладах с природой и не хочет развить в себе навыки наблюдения за ней, то есть специальные сайты с указанием восходов-заходов, там все можно посмотреть и узнать.

Одних проблем с памятью герою мало – рядом с ним, на пассажирском месте, с комфортом расположился покойник в милицейском кителе с майорскими погонами и фуражкой набекрень. А на груди его светилась медаль за город Будапешт… Ну почти так – из милицейской груди торчал нож, всаженный по рукоять. Не просто нож, а с важным уже с самого начала уточнением – финский! Ну, ладно, допустим, герой повести, неудачливый журналист-писатель возрастом за пятьдесят, плешивый и одутловатый очкарик – махровый ножеман и по рукояти уверенно опознает вид ножа. Она у многих ножей этого типа действительно характерная. В конце концов, у автора это будет чем-то вроде чеховского ружья, там потом еще финским ножом будут пырять людей, так что бог с ним.

Неживой милицейский покойник (в тексте – «мертвый, абсолютно мертвый» ) – вещь, конечно, досадная и неприятная. У героя даже тошнота к горлу подступила и, что самое интересное – «задрожали колени» . У сидящего в машине, ага. Хотя, может, вскочил от удивления.

Подрожав коленками, герой начинает терзаться вопросами: «Как я здесь оказался? Как я, мать вашу, здесь оказался?». Действительно, важная проблема. С мертвым ментом как-нибудь потом разберемся, пф-фуй, мало ли кто подсядет на трассе, какие чудики только не шляются… Воткнут себе финку по самое не балуй, да куда не следует, а потом подсаживаются… Героя больше заботит, где же он находится. Это снова не иначе как отсылка к анекдотичному персонажу, который, проснувшись на клеенчатом (Александр Пелевин бы написал – «на кожаном») лежаке, спрашивает соседа: «Где я?». Тот отвечает: «В вытрезвителе». На что следует реакция: «На хрен подробности! В каком я городе?!»

Герой любуется, как в свете фар посреди густой утренней синевы клубится туман, отмечает сырость и прохладу воздуха. Наблюдательный, романтичный – потому что он писатель и журналист. С отменным слухом – «чирикали первые утренние птицы (ну да, в полвосьмого утра, первые… – ВЧ) и стрекотали насекомые» . Экие интересные жуки-стрекотуны водятся в Калужской области, в конце сентября, да еще сырым туманным утром. Самое время пострекотать, лета не хватило, дай, думают, дострекочу остатки нерастраченной любви по осеннему холодку… Штрилиц же ходил в анекдоте за грибами – не нашел ничего, потом подумал: «Не сезон…» и сел в сугроб. И тут примерно так же.

Так как и автор, и герой – оба писатели, к мелочам они проявляют завидное внимание. «Я запахнул серый пиджак, накинутый на свитер…» – но возникает недоумение, почему цвет пиджака кажется им важным (как пьяному Жене Лукашину, который искал свой пиджак серый, в елочку, из Мосторга), а вот о расцветке и фасончике свитера – ни слова. А ведь это тоже важно! С оленями свитерок был, или просто орнамент какой по груди? А то, быть может, герой был облачен в легендарный турецкий BOYS? В общем, досадное упущение со стороны автора. К пиджакам он трепетнее относится – когда герой вспоминает своего начальника, главного редактора, который его и послал на журналистское задание – то память мгновенно подсказывает, что главред нарезал круги по редакции «спрятав руки в карманы новенького турецкого пиджака».

Между героем и автором есть и небольшая разница.

Андрей Васильевич Тихонов – пятидесятидвухлетний журналист и графоман-баталист, пишущий на досуге книжку «про войну». Это нормальный картонный персонаж без прошлого, без внутреннего мира, без нажитой за полвека философии и психологических особенностей. Поэтому у него все хорошо в жизни – жены нет, детей нет, родители умерли. Такого орла-молодца суй в любые обстоятельства – связей с внешним миром никаких, значит, и проблем никаких. Зато у героя есть машина «Жигули», ее он купил два года назад, то есть в 1991 году, «потратив все свои сбережения и добавив гонорар за книгу».