Людмила Зубова - Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 [калибрятина]

не увозили в марусях

катюшамине оглушали

что же я бедный боюсь их

девически слабых имен

чьи звуковые скорлупы

флотилии чьих полушарий

вниз по теченью плывут

по державинской речке времен

Виктор Кривулин. «По течению песни» 416.

Особая экспрессия создается абсурдными сочетаниями звуков и соответствующих им букв:

В астральном плане: борьба добрил с темными силами Зла,

и Роза Мира за край Курил ползет и уже сползла.

Ползут полотна Гоййи Утрилл, кредит и объем продаж.

За край сползает святой Кирилл, Мефодий тоже; туда ж —

кефир мелодий, рассол марин, соус тартар гобелен;

Рим расползается и Турин; ползет плащаница. Тлен.

Плесень Сыра. Лишай. Грибок. Ссохшийся майонез.

Дежурное блюдо Гибель Богов с прокисшей лапшой словес…

Владимир Строчков. «Жанровое многообразие на смерть автора в рамках постмодернистской парадигмы» 417.

Аномальная сочетаемость форм числа

Во многих текстах встречается аграмматизм числовых форм. Нескоординированность подлежащего и сказуемого может указывать на абсурдность этикетных форм числа при употреблении местоимения вы , адресованного одному человеку:

А Галатея: «Руки прочь!»

Вы стар и некрасивсобою,

А впрочем, я пройтись не прочь

Пусть даже с Вами мостовою

Михаил Крепс. «Русский Пигмалион» 418;

Моха чёрная летела

выше прочей мелюзги.

Утомилася и села

на высоком берегу.

<���…>

«Вот какая вы большая! —

говорили мужики. —

Мы вас очень уважаем

за величественный рост.

Сколько скушали компосту!

Сколько съели мармелад!

Хорошо, что вас немного!

Хорошо, что вы одна!

Александр Левин. «Моха и Поселяне» 419.

В следующем контексте несогласованность каждого из подлежащих со сказуемым сидят можно понимать двояко: как стилизацию под архаическое социально-этикетное просторечие (употребление «множественного числа общественного неравенства» – Есперсен 1958: 223) и как синтаксически опережающее обобщение всех подлежащих одним сказуемым:

Михаил Юрьич сидятза столом.

Александр Сергеич сидятза столом.

Марина Иванна сидятза столом.

Анна Андревна сидятза столом.

Осип Эмильичсидят за столом.

<���…>

Михаил Юрьич щиплет ус.

Александр Сергеич в бакенбарды врос.

Марина Иванна курит «Беломор».

Анна Андревна рукой подперлась.

Осип Эмильич корочку жует.

Александр Крестинский. «В ночь на 1991 год» 420;

Лев Лосев пародирует «докторское мы »:

Вот мылежим. Намплохо. Мы больной.

Душа живет под форточкой отдельно.

Под нами не обычная постель, но

тюфяк-тухляк, больничный перегной.

Чем я, больной, так неприятен мне,

так это тем, что он такой неряха:

на морде пятна супа, пятна страха

и пятна черт чего на простыне.

Лев Лосев. «Местоимения» 421.

Возможно что, как предположил А. Э. Скворцов, на эти строки повлияло стихотворение Н. Заболоцкого «Метаморфозы» со словами Как мир меняется! И как я сам меняюсь! / Лишь именем одним я называюсь, – / На самом деле то, что именуют мной, – / Не я один. Нас много. Я – живой (Скворцов 2005: 170) 422.

У Виктора Сосноры единственное число сказуемого сдружилось при подлежащем в виде перечислительного ряда объясняется образом единства субъектов, что обозначено и графически: перечислением не с запятыми, а с объединяющими дефисами:

Вот как исторически в силу общественных обстоятельств

сложилось.

Я-ты-мы-они – по-товарищески сдружилось.

Результат налицо:

не без желтизны но никто никому не пленник естественное

единство ни мяса ни мести…

Вот как хорошо когда на холме как ветряная мельница каждый

бежит на своем месте.

Виктор Соснора. «Все как всегда Лубок с монголом» 423.

Ирина Машинская нарушает координацию подлежащего со сказуемым, вероятно, устанавливая системную корреляцию мы – вы вместо внесистемной я – этикетное вы :

На коряги, на ковриги наступали мы в лесу.

Мы не жгли плохие книги, мы не мучили лису.

<���…>

Отчего так много пятен, очень много синевы?

Мы невнятен и, наверно, незанятен, как и вы.

<���…>

Мы не будем разрываться, внутри нету ничего,

только эху разрыдаться мимо дома ничьего .

Снизу желтый, сверху синий, фиолетовый венец.

Мы спокоен, мы свободен, мы спокоен наконец.

Ирина Машинская. «Осень в Михайловском» 424.

Нескоординированность форм числа в следующем тексте, возможно, вызвана представлением о том, что выражение мы с тобой обозначает единое целое:

Потрогай котика, душа,

он без помехи пан,

он моет лапы в решете,

он точит когти в нищете,

а мы с тобой – совсем остыл,

а мы с тобой – пропал.

Не трогай котика, душа,

он тоже исчезал.

Екатерина Боярских. «Потрогай котика, душа…» / «Атлантида» 425.

Похожая ситуация видится и в таком тексте:

Лежимпоперечно кровати,

Пустые сосуд,

Сознав, что не надо вставати,

И так унесут.

Что воздух напрасно готовил

И впрок размягчал колеи,

Чтоб мы в эти пазухи вставила-вставил

Болты и шарниры свои.

Мария Степанова. «Утро субботы, утро воскресенья» 426.

Множественное число вместо единственного может быть связано не только с психологическим единством личностей, но и с разделением одной личности на несколько:

куда деваться мне, когда меня не надо?

меня почти не надо никаких.

и в паузах-то в сих? – которых большинство

где не-быть, чем молчать, какое исчезтво

восчувствовать, явить? Но чтоб потом вступить

на маленький шажок, на звук один (но тот)

не «быть или не быть», а «то не быть, то быть»

как?

Ксения Букша. «куда деваться мне, когда меня не надо?..» 427.

В стихотворении Гали-Даны Зингер аномалии грамматического числа, вероятно, связаны с образами расстроенного сознания, на что указывает и тематическая, и вербальная сбивчивость, а также смешение искаженных интертекстуальных элементов, в том числе отсылка к «Горю от ума» А. С. Грибоедова (первоначальное название пьесы было «Горе уму» – см.: Пиксанов 1971: 303):

он – кремень из непращи

он – ремень из непроще

в нём тебе мы не прощаю

потому что не хотят

громким голосом кричат

приходите тётя мама

нашу лодку раскачать

потому что потому

что кончается на у

на углу проспект Науки

и Гражданского уму

будет горе мы поплачем