Людмила Зубова - Грамматические вольности современной поэзии, 1950-2020 [калибрятина]

и поборемся мы с ней

Гали-Дана Зингер. «он – кремень из непращи…» 428.

Иногда к архаическому местоимению первого лица единственного числа аз присоединяется окончание множественного числа:

мы не нем цы

не мы нем цы

шерстью крыты

их младенцы

<���…>

мы не мы ты

мы не мы же

в роще мирты

сплю и вижу

за ме жа ми

я зы ка мы

медвежами

музыками

мы не áзы

мы не сразу

Мария Степанова. «мы не нем цы…» / «Война зверей и животных» 429;

Сгинь, насмешник толстопузый!!.

Музы-узницы! Сезам!

Азысбрасывают узы!

Исцелися сам!..

Игорь Лощилов. «Стихи во здравие академии зауми» 430.

У Гали-Даны Зингер есть текст, в котором местоимение аз не только приобретает окончание множественного числа, но оно же читается и как название первой буквы алфавита, и как слово азы – ‘основы, начала чего-либо’:

логический мир «тот свет»

отличает

офсет

имеем лево – песнь заводим

имеем право – ревизскую сказку сказываем

пердит наш мыловаренный заводик

пропало наше прачешное предприятие

азы воем: буки! ведь и буки у нас все

счётные.

зеваем над ними

аж скулы сводит

Гали-Дана Зингер. «Старая сказочница» 431.

В стихотворении Владимира Строчкова «Записки на рукавах кимоно (из черновиков Тосё)» 432имеется тотальная раскоординированность в числе подлежащих со сказуемыми:

любованье на девиц

мастера Утамаро 433

поражает удивить

кистью тонкой как перо

мы смотрелиз всех внутри

как рисует Хокусай 434

что от зависти умри

или локти покусай

я читаликаково

хайку на какэмоно 435

слезы мокрым рукавом

утирали кимоно

благородный господин

полон чувств как водоем

мы пришли вполне один

а ушел весьма вдвоем

полны благородных чувств

много боле чем на треть

я пошлипосле искусств

на природу посмотреть

распускаются на миг

дивной сакуры цветы

а из вечности на них

смотрит Фудзи с высоты

осмотрев венец искусств

я решилив знак Пути

в подношенье многих чувств

восхождение взойти

у подножия внизу

однородный глинозем

мы улитка и ползу

я устали но ползем 436

по Пути что состоял

из ничтожества шажков

сном из многих одеял

сшитых множеством стежков

очевидно до седин

так ползти и будем я

незавидный господин

одинокий как семья 437

чтоб на крайней высоте

там где некуда идти

скромной чашечкой сакэ

завершить конец Пути

Владимир Строчков. «Записки на рукавах кимоно из черновиков Тосё» 438.

Идея этой грамматической игры оказывается основанной на весьма серьезной рефлексии Строчкова над психологией и социальностью. Автор так комментирует это стихотворение:

<���…> темы безумия, опьянения и вообще изменённых состояний сознания – и вместе с ним языка – всегда меня чрезвычайно интересовали.

Что касается «Из черновиков Тосё» («Записки на рукавах кимоно») добавились немного позже из контаминации двух воспоминаний: о «Записках у изголовья» Сэй Сёнагон и булгаковских «Записках на манжетах» <���…>), то я вообще давно с большим интересом отношусь к дальневосточной и особенно японской культуре, а в ступинском «пустынничестве» одной из генерирующих стала довольно назойливая мысль о том, как в натуре японцев уживаются почти муравейниковый коллективизм с совершенным подавлением личности в трудовой деятельности – и крайняя интровертность личностного существования и поведения. По моим представлениям, у среднего представителя европейской цивилизации, ориентированного, напротив, на индивидуализм и одновременно на – как минимум, показную – экстраверсию, такое существование должно было бы вызывать сильнейшее психическое расстройство 439.

В стихотворении «Уплытие» Строчков изменил все нормативно координированные формы (публикация в «Живом журнале» 440) на аномальные (публикация в сборнике «Времени больше нет»):

Я уходимв дальний рейд,

мы не ведаю, в какой.

Машет с пристани нам Фрейд

очень пристальной рукой.

Паруса подняв чуть свет,

я уходимк мысу Горн,

и с причала нам вослед

грустно машет доктор Бёрн.

Мне, презревшимштормы вьюг

и самумов ураган,

с пирса машет доктор Юнг,

как отпетым дуракам.

Может, ждет нас всех каюк,

может, я акулий корм,

если машут доктор Юнг,

доктор Фрейд и доктор Бёрн,

доктор Адлер машет тож

и другие доктора,

машут крыльями ладош

санитар и медсестра.

Нам не надо докторов,

я лечиться не хотим,

мы психически здоров,

я здоровы как один.

Я тут все за одного,

мы тут весь один за всех,

ничего, что мы того,

знаю мы, нас ждет успех.

Не беда, что шквал и шторм,

выйдем в море поскорей,

поднимая парус штор,

занавески якорей.

За кроватью ляжем в дрейф,

там экватор. Юных юнг

бросят в море доктор Фрейд

доктор Бёрн и доктор Юнг.

Владимир Строчков. «Уплытие» 441.

Строчки Я тут все за одного, / мы тут весь один за всех , которые содержатся в обеих редакциях, подсказывают, что замена основана на девизе один за всех и все за одного . А имена психоаналитиков и строчки Нам не надо докторов, / я лечиться не хотим, / мы психически здоров, / я здоровы как один мотивируют сумасшествием грамматические аномалии в обозначении субъектов. В таком контексте и заглавие «Уплытие» становится метафорой сумасшествия.

Об этом стихотворении В. Строчков пишет так (в том же письме автору):

Поскольку мысли о безумии и раздвоении личности меня надолго не покидали, примерно месяцем позже появилось на свет и «Уплытие» – уже чисто «европейская» версия темы. Что же до изменений в местоимениях – поначалу мне казалось, что безумие героя должно проявиться не сразу, но позже я понял, что упоминание с самого начала Фрейда, Бёрна и Юнга всё равно сразу раскрывает карты в отношении его психики, и предпочёл тотальную игру местоимений сомнительным нюансам раскрытия темы.

Вполне прозрачное интертекстуальное основание грамматических аномалий содержится в таком тексте:

Голова имеет форму 3‐х голов

Это кто такой красивый?

Знаем знаем

Ща всем миром то как зверь она завоем 442

то заплатимдо последних 3‐х колов

Нина Искренко. «Шары» 443.

Грамматические аномалии бывают связаны и с дистрибутивным употреблением формы единственного числа:

Когда придут годины бед

Стихии из глубин восстанут

И звери тайный клык достанут —