Чэнь Сяомин - Тенденции новейшей китайской литературы

В 1990-е годы Тан Япин (р. 1962) в своем крупном поэтическом цикле «Черная пустыня» показала, как женщина по-особому понимает черный цвет, объясняя через этот цвет мир: «Из глаз моих льется черная ночь, и я над этим не властна. / Выливается черным – и вот я осталась без крова, / стала духом, что бродит во тьме непроглядной». Этот цикл наполнен энергией, в нем исчерпывающе выражено, сколь глубоко поэтесса проникла в суть мира, и что для нее черный цвет – не неописуемый страх перед внешним миром, но фантазия о женском мире «инь», который женщина хочет создать. У Тан Япин темная ночь не так уж «черна». И хотя эта поэзия связана со смертью, мраком, отчаянием, агонией и страхом, в целом она не так уж негативна: это просто особый женский опыт, женское сверхвосприятие мира. В черноте, в темной ночи женщина может познать другую сторону мира – «инь», тайную, спокойную и безопасную, такую, где можно побыть наедине с самой собой и побеседовать со своим «я». Как в этих строках: «Во мраке молча плавлю самонадеянность, надменность. / Не стоит добросовестно прощупывать ту бездну, что во мне. / Моей борьбе с обрывом подошел конец – / нас примирили злые муки бытия и благородная уединенность».

Хай Нань начинала писать как поэтесса авангарда. Ее стихи довольно специфичны, эмоциональны, тщательно подобранные, затейливые слова льются потоком, основная мысль ясна и свободна, образы сложны, а чувства сильны и насыщенны. Большой поэтический цикл Хай Нань под названием «Женщина» вышел во второй половине 1990-х годов, в нем она изобразила то, через что приходится пройти женщине: «Полночь. Когда смолкающий голос совсем утихнет, / останется лишь взор, что прячешь от меня. / Чем же я тебя обидела, чем оскорбила / твою самую красную одежду и самую простую песенку. / Мир становится тише». В поэзии Хай Нань таятся мифы, и эти нескончаемые мифические нарративы, опутанные лексикой, вызывают к жизни соответствующую стилистику. Поэтому в словах этой поэтессы заключены беспредельные жизненные силы. Другой крупный стихотворный цикл, «Голос», Хай Нань написала в 1989 году. Эти стихи – настоящее пиршество слова, душистые и яркие, мысль в них безудержна, автор проникает в суть и истоки жизни, вместе с тем лейтмотив произведений все так же строится на опыте женщины. Даже в цветистом, витиеватом стилистическом обрамлении такие строки не утрачивают простоты и искренности чувств. Впоследствии Хай Нань берется и за прозу, в которой, как и в стихах, рассказывает удивительные истории о женщинах.

Тан Даньхун (р. 1965) – типичная феминистская поэтесса. Ее стихи пропитаны сексистскими издевками. Секс становится основной темой и главной привилегией китайских поэтесс. Только женщина способна написать о нем поэтично и культурологично – в этом ее особое право. Тан Даньхун исчерпывающе пишет о сексе, ее стихи озаглавлены весьма странно, и эти заглавия опутаны причудливыми фантазиями – «Невеста-пулемет», «Входя в меня, приносишь нелюбовь» и «Рентгеновские лучи, сладкая ночь».

В 1990-е годы молодые поэтессы с радостью сосредотачиваются на теме секса, которая в китайской литературе разработана мало. Впрочем, девушкам повезло родиться именно в это время: они могли раздуть свежую тему до огромных масштабов. То была эпоха, когда поэтессы восстановили в правах плоть, и «литература нижней части тела» стала прерогативой бунтовщиков. Одна из ярких представительниц этого литературного направления – И Личунь [453]. Секс – главная тема ее поэзии. Родившаяся в 1970-е, эта поэтесса начала писать как раз в пору своей молодости и в то время, когда наступил расцвет общества потребления, а идеи раскрепощения чувств проникли в каждый уголок общества. Это поколение превратило секс в свое оружие. В 1980-е годы поэты-модернисты бунтовали на уровне идеологии и несли идеи, не связанные с жизненной позицией отдельного человека – даже школы, вроде радикальных «не-неистов», были не более чем набором культурных подходов и установок. Теперь же, в 1990-е, бунтари родом из 1970-х сразу бросались в рукопашную, причем их единственным оружием была «нижняя часть тела». Граница между поэзией и интимной жизнью пропала, осталась только нагая плоть. Эти бунтари стремятся к более резкой и пронзительной достоверности, хотят правдивее соприкасаться с собственным опытом, жаждут рассказать о своих боли, ненависти и любви. Однако их любовь уже превратилась в театр, в ничто, искренним и настоящим остался только секс.

Стихи И Личунь вызывающи и вместе с тем театральны. Поэтессы, подобные ей, знают, как использовать свои женские преимущества, чтобы штурмовать мир поэзии и отвоевывать себе территорию. Бунтуя, эти женщины не столько критикуют общество потребления, сколько танцуют с ним под одну дудку. Тенденция эмоциональной раскрепощенности, царящая в этом обществе, таит огромные желания и столь же большие тревоги. Лексика поэтесс вливается в эти треволнения и, подобно голосу сирен, наполняет их гибельными соблазнами и жаждой смерти.

Освоив тему «нижней части тела», феминистская поэзия подошла к пределу развития. С женщины сорвали вуаль тревог, а любое идеологическое бунтарство теперь казалось бледным и избитым. Разыграв на сцене пьесу о «нижней части тела», поэтессы раскрыли все тайны. Однако гораздо важнее следующее. Могли ли они в своих стихах вернуться к нарядному, уютному антуражу после того, как подняли на щит «нижнюю часть тела» и превратили идеологические речи в смехотворное обрамление? Неужели это и было то самое раскрепощение, которого так долго ждала феминистская поэзия?

В новый период пьесы, эссе и произведения для детей приобрели необыкновенное влияние. Однако историки словесности вынуждены писать о них кратко. В доминирующей литературе все же царят проза и поэзия. В частности, статус прозы возрастает с середины 1990-х, когда выходит все больше романов. Драматический театр (хуацзюй ) – комплексный вид искусства, в котором совершенно очевидна значимость сценария. И это молодое явление, родившееся в Китае только в XX веке. Фактически к 1990-м годам роль сценаристов драматического театра начинает уменьшаться, и на передовые позиции постепенно выходят режиссеры (такая же ситуация наблюдается в кино). С 1990-х годов хуацзюй практически полностью отделяется от литературы, становясь формой чистого сценического искусства. Теперь не так легко определить место пьес в истории литературы и непросто рассматривать их в ее терминах. К счастью, уже в полной мере сложилась такая научная дисциплина, как история театра, способная адекватно описать ту или иную пьесу. Эссеистика представлена широко, но практически никогда не попадает в число произведений доминирующей литературы. Это связано, главным образом, с тем, что нарратив истории литературы модернистичен по своему характеру. То же и с детской литературой: поскольку ее читательская аудитория – несовершеннолетние, эти произведения постоянно отодвигают на задворки литературной истории. В этой главе нам также приходится рассказывать об эссеистике, пьесах и детской словесности, существовавших с Нового времени, в столь же неловкой манере, а потому осветим лишь контуры этой литературы.