Чэнь Сяомин - Тенденции новейшей китайской литературы

В романе «Небесный ковш» автор очень тепло, трогательно и подробно пишет о дожде, и не только потому, что «дождем» он называет некоторые главы своей книги, но и потому что описание дождя создает особую атмосферу повествования. В романе встречается сюжетный поворот, который, возможно, составляет одну из главных тем «Небесного ковша», сокрытую глубоко внутри нарратива, – о колесе истории, о ее небытии. Все еще любя Чэн Цайцин, Ду Юаньчао много лет спустя собрал старую мебель семьи Чэн, пропавшую во время аграрной реформы [518], построил большой дом в старом стиле и привел туда возлюбленную. История сельского Китая – это история круговорота помещиков: персонажи поменялись, сменилась и форма правления, но историческая составляющая все та же – нужно вернуть управление всем людям. Мысли Цао Вэньсюаня сокрыты глубоко в тексте, они незаурядны и бездонны. Произведения писателя отличаются яркой эстетикой, ясным и лаконичным языком, сдержанностью и теплой, сентиментальной атмосферой, в них витают безоблачные чувства в духе классического романтизма и эстетическое настроение. Конечно, поскольку Цао Вэньсюань стремится к прекрасному, положительному, роману «Небесный ковш», с виду совершенному, недостает энергии и талантливости. Впрочем, возможно, эстетика и гениальность не способны ужиться в одном произведении. В последние два года Цао Вэньсюань переключился на фантастику: так, в первой части серии «Великая книга короля» под названием «Желтое стекло» видно, что в стилистике писатель начинает обращаться к свободе и красочности, даже преклоняется перед хищной красотой (что неизбежно и необходимо для фантастики). В этом смысле Цао Вэньсюань обращается к фантастике, чтобы развить собственные стиль и эстетику.

Разумеется, существует немало детских произведений, заслуживающих нашего внимания, например, сказки, о которых здесь не говорится ввиду ограниченного объема книги. Так, самой увлекательной в детской литературе кажется сказочная проза Чжэн Юаньцзе, кроме того, широко распространены и популярны многочисленные детские произведения Ян Пэна, созданные им с молодой решительностью, смелостью. Ян Хунъин, с чисто женскими нежностью и мягкостью, проникает в душу ребенка, деликатно исследует ее. Произведения этой писательницы согревают и захватывают. Выходит все больше книг, посвященных школьной жизни, но поскольку они остаются на границе детской и молодежной литературы, в настоящей монографии не будет о них сказано.

В 1990-е годы в китайской литературе наблюдались тенденции к расслоению и многоначальности. Реализм все еще силен, но в это время выступает главным образом лишь в качестве основополагающего принципа художественной выразительности. Могущественные идеологические законы реализма больше не управляют литературой, как это было пятьдесят – шестьдесят лет назад. В 1990-е под реализмом прежде всего понимаются соответствующие писательские приемы и отношение автора к действительности, то есть основные элементы, на которые в определенной степени опираются все литературные школы и направления. По сравнению с новым периодом литературу 1990-х характеризуют как «постновый период», а по отношению к модернистским веяниям 1980-х – как постмодерн. Налицо различия между литературой 1990-х и 1980-х. В предыдущих главах рассказывалось об авангарде, феминизме, неореализме, «позднем поколении», описана подробная картина изменений, которые происходили в словесности Китая со второй половины 1980-х годов.

Рассуждая об истоках модерна в японской литературе, Каратани Кодзин рассматривает этот вопрос в двух аспектах. По мнению исследователя, характерные особенности литературы модерна состоят в том, что писатели эффективно действуют в двух общественных областях – психологии и сфере национально-государственного устройства [519]. Иначе говоря, на пороге современности словесность, с одной стороны, своей мягкой, деликатной эмоциональностью удовлетворяет и в то же время формирует душевные потребности современного человека. Например, открывает новые пейзажи, рассказывает о тревогах и о том, как пережить болезнь.

С другой стороны, подключая метанарратив, писатели создают образ национального государства, а потому словесность помогает сохранить политическое сообщество страны. Между двумя аспектами существуют противоречия, конфликт и, конечно же, четкое разделение. Они противостоят друг другу и держатся друг от друга на расстоянии, однако, возможно, их связывает некая театральность, они сосуществуют неразрывно, как фон и то, что перед ним происходит. Именно в таких напряженных взаимоотношениях раскрывается литература модерна. Очевидно, что в конце XX века по всему миру угасает функция литературы, отвечавшая за образ страны и нации. В Китае это происходит гораздо позже – в середине 1990-х годов. В данный период литература в основном играет роль общественно-психологического регулятора, и эта ее функция, само собой, еще острее конфликтует с национально-государственным нарративом. Расслоение литературы разрешило эту коллизию, поскольку, лишив словесность историзации, писатели воссоздали из осколков многоначальности более сложную генеалогию. Благодаря этому столкновение не приняло форму бинарной оппозиции, но сложилось в переменчивую структуру, в которой элементы накладываются друг на друга, переплетаются. С точки зрения историзации, происходящее будет считаться не чем иным, как «деисторизацией», или периодом перехода к «постистории».

В обстановке, которая в этой книге названа литературной дифференциацией, многоначальностью, литература существует только тогда, когда поэты и писатели объединяются в организации. Попытка набросать контуры литературной истории какого-либо периода всегда создает эту историю с помощью некоторой обобщающей категории, потому что в противном случае не удастся уловить очертания этой многоначальности, поймать их в контексте временнóго перехода.

С середины 1990-х годов в истории новейшей литературы Китая уже нет практически ни одной тенденции, ни одного четкого переломного момента, которые бы означали переход к новому этапу развития. В новейшей китайской словесности – тишь да гладь, ничто не толкает ее вперед. Начиная с постнового периода литературную действительность уже трудно классифицировать в рамках принятой исторической структуры. Новейшая литература Китая вступает в эпоху персонализованного творчества [520]. Поэтому единственные осязаемые исторические отметки – сами писатели и их произведения. В своем индивидуальном духе эти писатели запечатлевают современную им эпоху. Эпоху, которая продолжает жить в литературе, несмотря ни на что.