Чэнь Сяомин - Тенденции новейшей китайской литературы

Хэ Дунь (р. 1958) в первой половине 1990-х годов публикует ряд прозаических сочинений, среди которых «Я ничего не хочу делать», «Жизнь не виновата», «Здравствуй, брат», «Солнце прекрасно» и роман «Такие вот дела». В этой прозе автор непосредственно изображает исторический процесс перехода современного Китая к рыночной экономике, показывает, как жажда разбогатеть управляет жизненными стремлениями людей. И частные предприниматели, и преподаватели начальных школ, которые некогда были «инженерами душ», – все они рассматривают экономическое преуспевание как единственный реальный успех в жизни. Хэ Дунь рассказывает об особых отношениях, складывавшихся между индивидом и обществом, в частности про изменение ценностных воззрений и поведенческих моделей, которое произошло, когда появилось индивидуальное предпринимательство. В своем творчестве писатель не изображает людских чаяний, которые перекликались бы с существовавшими ранее в литературе. Сложные взаимоотношения, вроде связи между бытием и сознанием, автор оставляет без внимания. Вместо этого Хэ Дуню интересно запечатлеть внешнюю форму современной жизни, слиться с этой жизнью в ее же плоскости. В его неприукрашенных, реалистичных нарративах ощущаются страсть и взволнованность, присущие жизни в ее естественном состоянии, а грубая обыденность вдруг расцветает. В своем повествовании Хэ Дунь опирается на действительность, следует своим ощущениям и еще недостаточно глубоко разбирается в психологии персонажей и эпохи.

Проза Шу Пина и Цю Хуадуна, появившаяся в тот же период, без прикрас показывает жизнь общества потребления в нынешнем Китае. В повествовании этих двух писателей внешняя сторона городской жизни становится культурным кодом. В произведениях «Выпукло-вогнутый», «Хроника вечерней газеты» и «Этот и тот человек» передано специфическое, чуткое понимание жизни Шу Пином: в том, как он описывает соблазны и предательство простых горожан, как показывает эмоциональный кризис в современной жизни. В повести «Этот и тот человек» Шу Пин уже не довольствуется рассказом о соблазнах и предательстве, возникающих в паре, но пытается докопаться до подтекста взаимоотношений между полами, до потаенных запутанных мыслей, стоящих за отношениями между мужчиной и женщиной, особенно до специфического значения этих размышлений в нынешнюю эпоху. Кроме того, Шу Пин стремится дать оценку глубинным изменениям в ценностных воззрениях людей. Эта задача казалась непосильной для «позднего поколения», которое жило в этот период и, с одной стороны, желало одобрять происходящее, а с другой – старалось относиться к переменам настороженно.

В ряде произведений Цю Хуадуна [387]рассказывается о городской жизни, о том, сколь большими надеждами и энергией был наполнен развивающийся китайский мегаполис. Город с невероятной силой притягивает писателя; как приезжий Цю Хуадун постоянно смотрит в лицо городу – исследует, вопрошает и постигает его, даже убегает от него. Для сравнения: Ван Шо писал о городе, исходя из собственного опыта и воспоминаний, у него это не просто некое пространство, но место, с которым он тесно взаимодействует. У Цю Хуадуна город – это всегда инобытие, которое писатель осязает каждую минуту, к которому непрерывно обращается с вопросами. Цю Хуадун всеми силами стремится проникнуть в глубины города, поэтому он стал литератором, всецело посвятившим себя повествованию о городе.

Цю Хуадун использует множество городских символов, все – сплошь известные городские пейзажи Пекина: отель «Великая стена», площадь Чжунлян, ворота Цзяньгомэнь, стадион «Пролетарий», районы Дундань и Хайдянь, а также улица Саньлихэ. Изображая эти оживленные места, автор пытается передать ощущения, которые вызывает город. Эти городские достопримечательности – главное звено в повествовании Цю Хуадуна и ведущий элемент в эстетике творчества писателя. То же было и с описаниями природы в литературе XIX века: без пейзажей произведения романтизма наверняка нельзя было бы назвать самобытными. У Цю Хуадуна внешность, оболочка города – это чужаки, мыслящие поверхностно, оболочка и их духовная составляющая. Чем больше писатель бичует город, пытается сорвать с него маску, тем глубже увязает в фантазиях о нем. В начале 1990-х у Цю Хуадуна выходит произведение «Модник», в которой главным образом показано, как интеллигенция сталкивается с коммерциализацией города и не желает ее принимать, но не знает, как быть и с чего начать. Книга «Глаз мухи» (1998) отличилась еще большей глубиной подхода. Она вышла в «Чанчунь чубаньшэ», которое представило ее как роман, но фактически это должен быть сборник повестей. В «Полночном веселье», одной из повестей сборника, описывается жизнь внезапно разбогатевших людей, моральные и психологические проблемы, в которых они увязли. Все эти персонажи – хорошо образованные бизнесмены, на их примере автор показывает, как развитие рыночной экономики сталкивается с человеческими ценностями, доносит до читателя, что в наши дни деньги не могут примириться с культурой. Герои-бизнесмены угодили в западню города, город угнетает их и не дает им отыскать истинное ощущение жизни. Умы этих богачей захватила фантазия «убить дерево» – введя в повествование это умопомешательство, автор как бы говорит, что они не в состоянии признать и принять что-либо живое. Город задавил и укротил их волю. А еще горожане полностью отреклись от традиционной семьи: по мнению Цю Хуадуна, его герои на самом деле бездомные городские крысы.

Рассказ о городе всегда был и остается самым слабым звеном прозы Новейшего времени, впрочем, литература 1990-х в этом плане принесла китайской словесности новый опыт, связанный с историческими переменами. В целом, то, что довелось пережить городу, в прозе изображено еще довольно поверхностно и просто. Тогда молодые писатели пока не сошли с рельсов модернизма и скептически относились к современной городской культуре. Прозаики писали о городе, потому что желали бросить ему вызов, а в итоге в своих произведениях бежали из него в дикие горы и прочие подобные места. Казалось, что так они разрешают противоречие между человеком и обществом, ликвидируют противостояние между современными людьми и городом. Впрочем, творческих сил у Цю Хуадуна и его сверстников все же было в изобилии, поэтому по мере роста опыта и развития идей они изображали современный китайский город все лучше и убедительнее.

Хань Дун [388]сначала стал известен как поэт. Он написал о «Большой пагоде диких гусей» [389], тем самым продемонстрировав свое бунтарство – мятеж поэта «нового поколения», который «расколдовывает» историю. В 1985 году Хань Дун стал одним из основателей литературного общества «Они» («Тамэнь»), был главным редактором журнала «Тамэнь» (с первого по пятый номера) и считается важнейшей фигурой в поэзии «третьего поколения». Поэты «третьего поколения» пытались восстать против отточенного языка традиционной поэзии, во главу угла ставили творчество на разговорном языке. Они исключительно серьезно повлияли на весь поэтический мир. Поэтические взгляды Хань Дуна, несомненно, просочились и в его стихи: современную жизнь он всегда переосмысливал в антиисторическом ключе. В начале 1990-х у него выходит несколько талантливых прозаических произведений, в которых он воскрешает тему образованной молодежи. Это, например, «На западном небе» и «Собака». Хань Дун намеренно вытряхивает историю из этих воспоминаний. Он больше не размышляет над принципиальными вопросами с позиции субъекта истории и не ищет потерянную молодость. В своем свободном безоценочном нарративе писатель рассказывает несколько удивительных историй, начиная с самых истоков, превращая как скучные, так и захватывающие моменты жизни в реальные страстные порывы. В повествовании Хань Дуна чувствуется, как автор наслаждается, издеваясь над историей, превращая серьезную хронику в комикс, в предмет для насмешек. Однако этот нарратив очень ироничен и насыщен силой «расколдовывания». В произведениях «Мой Платон» и «Перекрестный бег» писатель обращается к непоэтическим сторонам жизни, показывает читателю бессмысленные ее звенья, воспроизводит жизнь как череду сухих фактов. И оттого повествование Хань Дуна иногда становится то рыхлым и хаотичным, то чрезмерно зависимым от радости стремлений.