Чэнь Сяомин - Тенденции новейшей китайской литературы

«Позднее поколение» сумело возвыситься в литературном мире благодаря тому, что своевременно отреагировало на крутые перемены в обществе 1990-х годов. Созидательный опыт китайского авангарда, накопленный в области исторических аллегорий и языкового стиля, не помог авангардистам обратиться к резким общественным переменам напрямую. А вот «поздние» литераторы очень вовремя отразили в своем творчестве эти изменения, особенно в части человеческих ценностей и психологии. Однако «поздние» писатели не смогли найти в жизни своего поколения те ключевые пункты, которые помогли бы им совершить прорыв в искусстве. Изображая общественную действительность, эти писатели поверхностны и эмоциональны. Они стремятся отойти от исторического нарратива и языковой стратегии авангардистов, но еще не нашли для этого эффективных средств художественной выразительности, ведь ключевой момент здесь – всепроникающая сила искусства, а не идейная критика морали и представлений общества. «Позднее поколение» находится в своеобразном творческом тупике: не понимает, как превратить критику в силу нарратива.

На Западе феминизм превратился в массовое общественное движение. Смысл его заключается в борьбе за права для женщин. Историю этого явления проследить уже весьма непросто. К самым ранним проявлениям феминизма западные феминистки и феминисты охотно причисляют первые женские освободительные движения. Однако американская феминистская критика появилась в 1960-е годы в ходе движения радикализма и была побочным плодом движений за гражданские права и против войны во Вьетнаме. Эта критика постепенно приобрела огромное влияние, и общественность начала заново открывать для себя произведения женщин, созданные в начале XX века. Они получили название «феминистская литература». Очевидно, что для западной феминистской культуры это была своеобразная теоретическая переделка. Феминистки изучали раннюю женскую литературу, чтобы выявить ее ценность как культурно-исторического наследия, тем самым углубляя и историю самой феминистской культуры. Однако в правильности такого подхода сомневаются даже некоторые исследователи женского творчества. Впрочем, поскольку ранняя женская литература анализируется с точки зрения теории феминизма, в итоге возникают подозрения, что эта литература феминистична, а потому на Западе до сих пор нет единого мнения по поводу того, следует ли считать все литературное творчество женщин частью истории феминистской культуры [396].

В английском языке «feminism» как название литературного направления означает женскую литературу, либо литературу борьбы за права женщин, иногда их трудно разграничить. Однако в китайском языке смысл этого термина всегда будет связан с женской идеологией и мировоззрением. Но как же разграничить феминизм нюйсинчжуи , то есть «женскую идеологию», и феминизм нюйцюаньчжуи – «идеологию, направленную на борьбу за права женщин»? Это очередное коварство языка: полагая, что, заменив «идеологию борьбы за права женщин» на «женскую идеологию», удастся избавиться от политической окраски этого понятия, как будто можно умолчать о политических требованиях, которые выдвигаются в рамках данной идеологии, скрыть общественные движения, происходящие под ее флагом, и уничтожить ее коллективный характер. Конечно, в китайском языке можно вновь развести значения нюйсинчжуи и нюйцюанчжуи , но это слишком трудоемкая работа. Несмотря на вышесказанное, женская литература должна нести в себе хотя бы минимальный вызов, а иначе ее нельзя называть даже женско-идеологической ( нюйсинчжуи ). В любом случае, если оценивать китайскую женскую словесность с точки зрения вызова, который она в себе несет, возникнут определенные рамки. Разумеется, можно сказать, что всем женским произведениям изначально присуща женская идеология, то есть половое самосознание, которым любая женщина обладает от рождения – отсюда и гендерная политика. И есть тысячи, сотни тысяч вариантов того, какое женское сознание [397]и как будет изображено в произведении: феминизм – это не конкретный объект и не сущность, у которой есть четкие правила и свойства, особенно в конкретном литературном произведении. Вследствие индивидуальных различий в способах, с помощью которых автор передает женское сознание, произведения могут быть невероятно многообразными. Поэтому понятие феминизма скорее многогранно, чем четко и строго. Тщательно все взвесив, можно прийти к заключению, что все произведения, созданные женщинами и изображающие их жизнь и судьбы, следует рассматривать как литературу с определенной долей феминистского сознания.

Хотя отдельные теоретические идеи западного феминизма проникают в Китай в конце 1980-х годов, внимание концепции полового самосознания в китайском литературоведении начинают уделять только в первой половине 1990-х. Теория и творчество постоянно дистанцируются и явно перекликаются только у некоторых писателей. Однако в истории современной женской литературы прослеживается преемственность. Судя по женскому творчеству нового периода, писательницы неизменно стоят в первых рядах литераторов эпохи и благодаря своему особому чутью открывают читателю самые насущные проблемы времени. Это же чутье позволило писательницам обогатить новым смыслом идеологическое, эмоциональное раскрепощение, происходившее в Новейшее время. Исходной точкой эстетики исторического нарратива нового периода была теория человеческой сущности. Целое поколение китайских интеллигентов выходило из тени ультралевой идеологии, второпях залечивало свои душевные раны и принималось утверждать ценность человеческого существования. Поднимая человека на щит, интеллигенты развивали и исследовали ряд соответствующих тем и вопросов – о человеческой природе, гуманизме, освобождении личности, субъективизме и самореализации. В этой исторической практике женщины-писатели шли в ногу с мужчинами, не мешая им, а подчас и выдавая нечто совершенно удивительное.

Поэзия Шу Тин конца 1970-х годов была трогательной, женское тепло ее стихов утешало китайцев, сполна испивших горькую чашу гнета и унижений. Маленькое «я» героини, меланхолия и тихая сентиментальность ее стихов стали звонким боевым кличем и мощно встряхнули коллективистское «мы». Голос Шу Тин влился в стройный хор «туманных» поэтов, вместе с ними она тоже звала «Человека с большой буквы». «О человек, человек!» – этим романом писательница Дай Хоуин кричала о величайшем стремлении эпохи. В нем наиболее ярко и мощно слились исторический нарратив, направленный против «культурной революции», и тема человека. А чистая, прозрачная печаль, звучащая в романе с легким автобиографическим оттенком «Любовь, тебя не забыть», который Чжан Цзе опубликовала в 1979 году, пробудила читателя того времени ото сна. Вопросы о праве женщины на любовь, об изменении понятия брака и любви для женщины писательница выносит на обсуждение в терминах этики, приписывая этим понятиям идеологические черты. Это беспрецедентный вызов этике, принижающей человека. В повести Чжан Цзе «Ковчег» уже заметно выраженное женское сознание. Во вступлении к повести говорится: «Тебе суждено быть особенно несчастной, потому что ты женщина». Этой фразой автор показывает весь трагизм, изначально присущий женской судьбе, ставит под сомнение справедливость исторически сложившейся патриархальной системы. Героини повести, женщины-интеллигентки, уже не деликатны и мягки, не таят в себе скрытую обиду, как Чжун Юй в романе «Любовь, тебя не забыть», – вместо этого они погружены в отчаяние и отказывают себе во всем. Затем, в романе-эпопее «Без слов», Чжан Цзе серьезно и безжалостно разбирает мужскую психологию, заново описывая исторически сложившийся политико-культурный характер китайского типа – не с позиций феминизма, а с точки зрения критики человеческой природы вообще. Несмотря на критику патриархата нельзя сказать, что этот роман феминистичен – поскольку не феминистична в своих ценностных ориентирах и исходной точке зрения женщина-рассказчик. Напротив, на протяжении всего произведения она придерживается мужского стиля повествования.